Беги! Часть IV

Беги!
(продолжение)

часть III
Я забыл завести будильник. Пленка, которой я был накрыт, оказалась залеплена, а, кое-где, и завалена снегом. В моем убежище царил полумрак. Проспать, сидя, до утра… Это было что-то новенькое! Но не этим была занята моя голова. Паника! Если в другой ситуации полчаса, 15 минут ничего не решали, то в нынешней ситуации, они могли играть роль роковую. Половина десятого утра! Ни о каком опережении моих соперников не могло быть и речи. Черт, делать-то, что? Я осторожно выглянул из своего убежища. Палатки преследователей стояли на месте. Будем играть в игру «Замри!»? Кто кого пересидит? Почему? Почему они остались?


Все окружающее пространство было засыпано снегом. Тяжелым мокрым снегом. Из него хорошо лепить снежки. И из него получаются тяжелые лавины. При торможении такой лавины снег уплотняется так, что по прочности приближается к полузастывшему бетону. Вдобавок, до начала грозы, с полчаса крупой посыпало. Лежит себе, в горах, слой мокрого снега, на ледяных шариках. Иногда, достаточно неосторожно кашлянуть. Одна надежда, что все это безобразие свалится куда нужно за текущие сутки.
Было пасмурно. Откуда-то с юго-запада дул порывистый ветер. Температура около ноля. Мерзкая, сырая погода. Брр!
Одежда под пленкой не высохла, а, похоже, стала еще сырее. И носки я забыл поменять. Так и спал в мокрых. А это плохо. Шерстяных носков маловато взял. Всего три пары.
Переодел носки. Войлочные стельки в ботинках менять не стал. Запасных только одна пара. И так почти тепло. Все. Утреннее умывание закончено.
Что там с моими знакомцами? Вокруг их палаток было тихо. Делать нечего, подождем. Идти днем, у них на виду, в сторону Шхельдинского? Нет уж, я лучше посижу. Целее буду. А если они соберутся и пойдут вниз? Бежать сзади и кричать: «Дяденьки, вы не туда пошли!»?
Полуторачасовое сидение в засаде дало свои плоды. Из палаток появлялись только двое – снайпер и второй незнакомец. Или незнакомец и снайпер?
Ромчика, Олега и Сергея, похоже, не было. Еду варили только двое, в туалет ходили только двое. Где остальные? Было похоже, что остальные ушли вниз, догонять меня. Пошли на Ахсу после такого снегопада? Сомневаюсь. Получается, что ушли вниз. Загонять меня к «быку». Почему остальных не взяли? Долго собираться? Да и груза тащить больше. Возможно, что оставшиеся хуже ходят. И в лицо меня не знают. Подозревают, что я мог затаиться где-то поблизости.
Что ж, мне остается одна дорога – вверх по Шхельдинскому леднику. Видимо, придется идти Шхельдинский перевал. Боюсь, не хочется, а придется. Только, что это мне даст? А что дает тебе эта гонка? Все бессмысленно.
Воды не было. Пока грыз сухарь, в голове созрел план.
Я осторожно собрался, ликвидировал свое убежище, одел «эльфийский плащ» и бегом рванул вниз по долине. Подальше, с глаз долой от вражеских палаток.
Мне необходимо было пересечь ледник к правому борту, в пределах видимости палаток переодеться в «попугайскую» куртку, и спокойно дефилировать вверх, к Шхельдинскому перевалу.
Я рассудил так: оставшиеся двое, похоже, в горах впервые. И, потому, гнаться за мной через ледник, сами не станут. Будут ждать Ромчика. Когда я появлюсь в поле их зрения, времени… часа три дня будет. Сообразят, или нет, но должны сообразить, что никуда я далеко не уйду. Буду где-то ночевать. Здесь, в районе ледника. Есть, правда у них один аргумент. Винтовка. Если навскидку, то далековато для точного выстрела. Кроме того, на стоянке стояли не только они одни. Вокруг еще шесть – семь палаток. Открыто стрелять не осмелятся. Только из палатки. Значит, нужно быстро проскочит возможный сектор обстрела.
Так я и сделал. Даже успел напиться чаю и заправить термос.
На словах все кажется легко и быстро. Все было не так. Все было легко, пока не потребовалось снова набирать высоту. И «быстро проскочить сектор обстрела», тоже не удалось. Хорошо, что в это время из палаток никто не выходил. А, с другой стороны, плохо. Пришлось ждать, в пределах видимости, пока они соизволили выбраться из палатки. Мне нельзя, чтобы они меня потеряли. Почему? Еще одно «почему» без ответа. Не знаю.
Я сидел на камне, по пути к верхним Шхельдинским ночевкам, и нагло рассматривал их палатки в бинокль. Наконец, они вышли. Убедившись, что меня заметили, я, уже не торопясь, поковылял к ночевкам. Была надежда, что я, наконец-то, по — человечески поем, и буду спать в палатке. Хотя бы этот вечер. Я надеялся, что Ромчик с компанией появятся поздно. И возобновят погоню только утром.
В темноте я сидел перед палаткой, хлебал гороховый суп, вприкуску с салом, шмыгал носом от удовольствия, и глядел на горы. Господи, как мало человеку надо! Сухая обувь, сухая одежда, горячая еда и питье, крыша над головой и теплая постель. Там, внизу, мы этого не понимаем. Мы не понимаем, какое счастье представляют собой обыкновенные вещи: тепло, уют, чистая постель, горячая ванна, чашка ароматного кофе.
Я решил выпить кофе, когда на леднике, в получасе ходьбы от меня, блеснул фонарь.
Альпинисты? Хорошо, если альпинисты. С наступлением темноты я соблюдал полную светомаскировку. Даже курить бегал за камень. Определить мое месторасположение было нельзя. А, сдается мне, что это по мою душу пожаловали!
Что ж они так неосторожно? А нечего по ночам шляться! Все, прощай сон в палатке и безмятежное распитие кофе.
Неосторожно… Чего им бояться и таиться? Куда я ночью денусь? Мало ли, куда! А, действительно, куда?
Я собирался наощупь. Хорошо, что выложил из рюкзака только самое необходимое. Переодеться? Некогда! Куда, действительно, бежать? Да куда-нибудь!
Я забрался чуть выше, туда, где стояла хижина, когда снимался фильм «Вертикаль». Решил посмотреть на ночных гостей. Как и ожидалось, это пришли за мной.
Оставаться там, где я находился, было небезопасно. Выжидать ? Чего? Ночью выдернуть центральную стойку палатки, и жахнуть камнем по головам? Ну, одного-двоих. А ты готов на это, герой? Вот, то-то!
Стараясь не загреметь камнями, я обреченно пополз к снежным полям пика Вуллея. Ничего другого не оставалось. Луна? Луна делала авансы. Это обнадеживало.
«Шаг, остановка. Другой, остановка». Чье? Маршак? Михалков? И как это называлось? Поэма? Баллада? Рассказ? Точно помню, что о неизвестном герое. Передохну. Куда дальше-то? Правее? Левее? Не нравится мне этот перегиб… Когда первый раз видел этот склон, точно, были трещины! Возьмем левее. «Один из них был левым «уклонистом», другой, как оказалось, не при чем.» Сейчас, только передохну. Хорошо, что луна не обманула. Который час? Час? Два? Может, покурить? Сил уже нет! И эта бредятина, которая чудится на каждом шагу: звуки шагов, голоса, силуэты… Страх? Нет, это бессонные ночи и усталость. Помнишь, ночью уходили из зимнего лагеря? Когда человек двадцать увидели собак на третьем часу похода? Пример коллективной галлюцинации.
Шаг, остановка. Другой, остановка. Вдох, выдох. Идешь – тяжело. Остановишься – холодно. Мороз. А этот склон лавиноопасный? Не помню. Что, есть выбор? Да нет, но грустно будет, если… Все глупо. От самого начала. Не все ли равно?
«Не умереть – уснуть. И видеть сны. Какие ж сны в том сне?» Гамлет? Ничего не хочется. Хочется лечь, и заснуть. Черт с ним, с морозом. И с преследователями. Найдут, и найдут. Самая ласковая смерть – от переохлаждения. Хочется спать, заснул, и все. Даже тепло.
Шаг, остановка. Другой, остановка. Сколько времени я иду? И это поля? В некоторых местах рукой касаешься склона. Это сколько? 60 градусов? 45? Я забыл. Который, все-таки час? Половина двенадцатого? Всего-то! Нет, половина первого. Сколько еще до верху? «Спуск занимает два часа». Если наверх, то умножаем на три. Иду, где-то два с половиной часа. Или три с половиной? Нет сил! Перекур.
Шаг, остановка. Другой, остановка. Склон пошел чуть вниз, и, снова, полого вверх. Полого? Закрываю глаза и бреду. Стоп! Впереди были скалы? Бред был, а не скалы! Склон очень пологий. Неужели, скоро ночевки под перевалом? Я собираюсь перенести вес на правую ногу, делаю шаг, и нога срывается в пустоту.

(продолжение следует)

автор Mist

Я брожу по тропинкам из лунных лучей…

Я брожу по тропинкам из лунных лучей,
В зыбких сумерках вижу я сны наяву
И не слушаю правильных, умных речей,
Тех, кому не понять, для чего я живу.

Так манит эта грань между светом и тьмой,
Где сплетаются дальних миров голоса…
И не слышать бы голос, зовущий домой
Между явью и сном хоть на четверть часа!

Путь недолог лежит до сумы и тюрьмы,
Прямо к звездам приводят иные пути.
Для тебя и меня, для таких же, как мы,
Где тот путь, по которому нужно идти?

Разве это так сложно – себя превозмочь
И принять неизменность порядка вещей?
Но окно открываю которую ночь,
Ухожу по тропинке из лунных лучей…

автор Raido

авторский сайт

Поздравляем с Днем Защитника Отечества!

Дорогих представителей сильной половины человечества Какбырадио спешит поздравить с праздником!

23 ФЕВРАЛЯ!

Красный день календаря!

Троекратное ура, товарищи!

Счастья, любви и взаимопонимания!

И, конечно, неугасимого чувства юмора!

:: Выступление на 23-е февраля ::
Сегодня мне бы хотелось поговорить о 23-м февраля — празднике, посвященном армии и военным. Я очень осторожно пробую подходить к этой теме, так как хохмить по поводу этого праздника или, не дай Бог, издеваться над ним — я вовсе не собираюсь. Совсем даже наоборот. У меня много друзей — профессиональных военных. Я даже сам в некотором роде — запасной лейтенант. Да-да! Не удивляйтесь! Именно я собственной персоной провел месяц в одном авиационном полку где-то на просторах нашей необъятной Родины. Не надо иронических ухмылок! Этот полк, как ни странно, до сих пор существует и даже восстановил ту часть боеспособности, которую потерял после моего кратковременного присутствия.

И летный состав уже почти простил мне то, что я как-то все пленки с учений ухитрился вместо проявителя сунуть в фиксаж. Да! Не спорю! Это был небольшой просчет с моей стороны. Но зачем было гоняться за мной с пистолетом по фотолаборатории? Конечно, я перенервничал и, убегая, свалил шкаф со всеми архивами так, что пленки разлетелись по комнате. А то, что песик Шарик погрыз эти пленки, — я тоже не виноват! Мне же страшно было сидеть там в темноте одному, вот я его и пригласил помочь в выполнении этого почетного задания. Надеюсь, вы уже не сердитесь и все старые распри между нами забыты? Предлагаю ради праздника простить все друг другу и снять мою фотографию с доски позора нашего полка! Я в свою очередь тоже всем все прощаю!

Лейтенанту Валере прощаю получасовое макание меня в таз с водой. Капитану Ерошкину прощаю топтание ногами моего чемодана. Ефрейтору Тимошенко извиняю попытку пристрелить меня; я же не знал, что у бойца, стоящемго на посту у знамени дивизии, нельзя стрелять сигареты. Прапорщику Пилипенко прощаю сто двадцать два наряда вне очереди, выданные им сержанту Экслеру в тот момент, когда я вылил в канаву тот здоровый бак с помоями; я же не знал, что это обед для всей роты. Майору Лукашину я прощаю все нехорошие слова, которые он мне говорил, хотя майор тоже был не совсем прав: я не знал, что по территории гуляет генеральская комиссия из Москвы, когда с групппой обалдуев-курсонтов изображал с помощью подушек воздушный бой с мессершмитами прямо на плацу перед штабом. Да! Я ревел на всю часть так, что один из генералов чуть не оглох! Но я же был мессершмит и меня только что подбили; настоящий мессершмит, товарищ майор, ревет, между прочим, гораздо громче. Сержанту Янукееву из караульного отряда я прощаю все те слова, которые он наговорил при снятии меня с боевого караула; ну и что, что я носился с автоматом вокруг боевых самолетов, дико орал, периодически падал и отстреливался от воображаемого противника; это я играл в Рембо; мне же было скучно там стоять одному ночью.

А про то, что я выпил 400 граммов спирта из прицельной системы самолета МИГ-[вырезано цензурой], вы, товарищ сержант, до сих пор не знаете! Вот я сейчас признался, а как учила мама товарища Ленина, — раз человек сам признался, его нужно простить. Вон, маленького курчавого Ленина простили за то, что он разбил вазочку! А на меня вы орали, как стадо слонов, и это все из-за того, что я уронил на бетон какой-то маленький приборчик ночного видения. Далось вам это ночное видение. Это, между прочим, для вашего же блага. Попробовали бы вы хоть раз действительно увидеть то, что творилось ночью в казармах, — инфаркт был бы обеспечен стопроцентно!

В свою очередь прошу прощения у руководителя хора капитана Сергеева. Товарищ капитан, это именно я так громко на выступлении хора выделял окончание «бля» в слове «корабля»! Но товарищ полковник из комисси все равно остался доволен и несколько раз даже ухмыльнулся в густые усы командира нашей эскадрильи. Подполковника Дружинина я прощаю за то, что он в бешенстве разорвал стенгазету, которую я готовил, а потом долго топтал ее ногами, выражая всем лицом крайнее неодобрение. А чего там, собственно, такого было в этой злосчастной стенгазете? Небольшая критика и несколько карикатур. Я же ничего прямо не говорил. Были всякие полунамеки и дружеские шаржи. В части все равно никто так и не понял, что я намекал на случай, когда вы в пьяном виде полетели на МИГ-[вырезано цензурой] в соседнюю деревню за водкой. То, что вы в самолете сидели в одних трусах, — на карикатуре вообще видно не было. А вы еще возмущались. Смонтированной картинкой, где замполит во время боевых учений сидит в бомбовом отсеке с Мерилин Монро, я вовсе не намекал на его шашни с медсестрой Дашей. А в части догадались про Дашу просто по размеру бюста. Так случайно совпало. Я же не подбирал специально эту картинку.

Замполит уж вовсе на меня зря обиделся из-за этой злосчастной политинформации. Я просто был сильно уставшим, так как всю ночь работал в фотолаборатории над литром этого… как его… проявителя. Поэтому и назвал в своем выступлении: «эскадрилью» — «эскадроном», «боевой самолет» — «летающей лоханкой», походя оскорбил всех прапорщиков и закончил политинформацию словом «лехаим». Это случайно получилось. По чисто физическим причинам. Он тоже погорячился. Зачем меня было сразу выгонять и из помещения, и из комсомола. А фразу «пошел этот комсомол в литую кружку» я произнес в состоянии сильной запальчивости.

Я также прощаю сержанту Музарбаеву зверское уничтожение моей почти полной пачки сигарет «Ява». Ну, подумаешь, курил я на посту. Откуда я знал, что лежу при этом на бочках с горючим? Предупреждать надо было! И, наконец, я прощаю всей сборной команде курсантов по футболу за то, что они меня кинули в пруд. Я понимаю, что напрасно заболтался с этой милой девочкой, стоя на воротах перед окончанием второго тайма. Но я же не знал, что это — жена нашего полковника! Я просто повел ее показать прекрасный лес позади казарм. У меня и в мыслях ничего дурного не было!

Короче, я всем все прощаю и прошу простить меня, если вдруг вам показалось, что я что-то делал из какого-то злого умысла. Никакого умысла не было! Мне искренне понравилась наша часть! Мне очень понравились люди в этой части! Я настолько растроган, что перестану, наконец, откладывать и немедленно отправлю наложным платежом обратно в дивизию эту пачку документов с какими-то схемами и планами, которые случайно оказались в моем чемодане после возвращения со сборов. Мне они больше не нужны, тем более что кот Парловзор их сильно подрал когтями.

Итак, с праздником, дорогие военные! И позвольте поднять тост:

За здоровье раненых!
За свободу пленных!
За шикарных девочек!
И за нас, военных!

Ура, товарищи! (Бурные продолжительные аплодисменты, переходящие в овацию, и глухой стук падающего тела: это Экслер от чувств свалился со стула)

Copyright (э) 2001 Алекс Экслер

http://www.exler.ru

Двенадцатая

— Не пытайтесь меня соблазнить, граф, — шепотом сказала Элен с иронической усмешкой.
— Соблазнить вас? – граф изобразил удивление на лице. – Ну что вы, Элен, я уже давно не ставлю для себя такой цели, ввиду ее бесполезности. Я всего лишь хочу заполучить ваш разум, ваше сердце.
— Да? А я думала, что вас интересует другой орган.
Граф усмехнулся и убрал руки с ее талии. Но продолжал пристально смотреть ей в глаза. Элен знала, что долго никто не сможет выдержать его взгляда, поэтому сразу отвернулась и поползла вдоль стенки к окну.
— Скажите, граф, — обратилась она к нему, глядя на солнце, медленно садящееся за горы, — когда я смогу покинуть ваш гостеприимный дом и отправиться домой?
— Боюсь что никогда, моя дорогая Элен. Боюсь, что никогда, — он изобразил вдох огорчения и подошел к ней сзади.
Она чувствовала его дыхание за спиной, дыхание смерти. Он мог разжечь страсть в любой женщине, но сам не мог ее испытывать. Он был искусным соблазнителем. Но соблазнял только для одной цели – поужинать. Нет, он не мог, как большинство вампиров, просто укусить и напиться вдоволь этой живительной влагой. Нет, ему нравилась эта игра: сначала соблазнить невинную деву, потом довести ее до вершин блаженства, а уж потом… Потом либо банально убить, либо сделать вампиром и своей подругой. Тут уж по обстоятельствам.
Почему все так сложно? Да потому что в этот самый момент кровь у юных барышень становится совершенно другого вкуса. Пожалуй, только такую кровь и стоит пить. Остальные варианты – жалкое подобие. Но было одно но…
Графа, как никого другого огорчало нынешнее падение нравов. Да, с девственницами был напряг, и большой напряг. Ну пропали они куда-то. Современных дам было очень сложно соблазнить. Просто потому, что соблазнять было некого. Граф еще не совсем опомнился от шока, когда к нему в замок попала шестнадцатилетняя школьница, с виду совсем невинная, с лицом ангела, нежными голубыми глазами и золотистыми кудрями. В итоге, она сама соблазнила графа, продемонстрировав ему такие чудеса плотской любви, что он подумал, насколько же он отстал от жизни. Новость о том, что она может стать вампиром ее настолько обрадовала, что она просто измором брала несчастного «соблазнителя», постоянно умоляя его о том заветном поцелуе в шею, которое превратило бы ее в «повелительницу ночи». Графу стало жаль девчонку, ибо с девственниками дела обстояли еще хуже, чем с девственницами. Их и вовсе не было. Поэтому, побоявшись соблазнения своих слуг, он отправил непокорное дитя домой, предварительно немного подчистив ей память.
Да, пожалуй, убить ее было бы легче. Да и возможно, полезнее для общества. Но за последние сто лет вампир стал очень сентиментальным. Может быть, на него так повлияла смерть его одиннадцатой жены, которую он, кстати, сам же и прикончил в порыве ревности. Ох, и сложно же убить вампира. У осинового кола, как известно, два конца.
С того момента он жил в одиночестве, периодически разбавляя свою скучную жизнь веселыми оргиями, которые со временем становились все скучнее и вскоре совсем иссякли. У всех вампиров была та же проблема, что и у него – проблема нравственности. Ее стремительное падение в современном обществе вызвала массовый голод среди них, в результате чего многие просто поумирали естественной смертью. Потому что среди них мало было тех, кто соглашался, как этот граф, пить кровь людей «подпорченных», а уж тем более кровь животных.
Граф поначалу попытался решить эту проблему с помощью монастырей. Но с монашками ему тоже не везло. Они были, как правило, двух видов. Первые лишали себя жизни, лишь бы их честь не была поругана. Вторые же были настолько рады внезапно свалившемуся на них мужскому вниманию (да еще какому!), что отдавались сами, а то и требовали продолжения банкета, изголодавшись в четырех стенах по физическому общению с противоположным полом. Но их невинность была потеряна страшно подумать когда. Таких он отпускал с миром, потому что не любил бессмысленного кровопролития. Правда, бывали счастливые исключения. Таких было жалко убивать ввиду их исключительной редкости, поэтому граф лишь немного лакомился их кровушкой, затем заживлял рану и выпроваживал восвояси. Естественно, предварительно немного поработав с их памятью.
С Элен все было иначе. Она сама пришла к нему в замок. Любопытная туристка, подумав, что он заброшен, решила осмотреть его, где и встретилась в одичавшем саду с соблазнительным и галантным хозяином. Он, конечно же, очаровал ее. Единственное, что ее смутило, это его одежда – старомодная, не то слово. Но Элен решила, что человек, живущий в столь старом замке, наверно, и должен так одеваться. Правда, потом и ей была выдана соответствующая одежда (кстати, доставшаяся от его покойных ныне жен). Элен оказалась похожей на седьмую. Теперь граф готовил ей участь двенадцатой. В принципе, он был как обычный человек. Только пил за ужином кровь из высокого бокала, а раз в месяц – кровь человеческую. А в полнолуние выходил в сад и всю ночь смотрел на луну. Нет, конечно, он не выл. И ни в кого не превращался. Это просто глупые выдумки о вампирах.

Итак, граф подошел к Элен сзади и нежно провел ладонью по ее шее. Смешанное чувство удовольствия и протеста вспыхнуло в ней. Она дернула плечом и спросила:
— Сколько вам лет, граф?
— Чуть больше трехсот. Я очень молодой вампир.
— А кто же тогда старый?
— Моему отцу было 625 лет, когда его не стало.
— Отчего же?
— Святая вода, которую он выпил ради шутки, оказалась настоящей, — граф улыбнулся.
— Вы говорили, что уже сто лет живете один.
— Да, и мне нужна хозяйка дома. И ей будете вы, Элен.
— Я в этом не уверена, граф.
— Мне достаточно моей уверенности. Я даже не буду вас кусать, делать вампиром. Вы сами захотите им стать, когда почувствуете дыхание старости на своем лице.


Элен порой и сама была не против этой перспективы. Ей просто не хотелось уступать. Целый месяц она жила здесь, терпела все его странности. Порой они ей даже нравились. Но нет. Не бывать этому – решила она. Чувствуя, что скоро, наверное, не сможет держать оборону, Элен решила сбежать.
Когда граф отправился в свой кабинет читать Брэма Стокера, Элен пошла прогуляться по саду. Она осторожно прокралась к конюшне. В ней стояли прекрасный черные лошади, изящные, и грациозные. Элен не смогла удержаться от восхищенного вздоха. Она оседлала самого красивого жеребца. Удивительно, но он ее послушался. Не было и препятствий на выезде из замка. Ворота, как и всегда, были открыты.
Элен выехала на дорогу. Удостоверившись, что вокруг ни души, она галопом помчалась по дороге, к ближайшему населенному пункту. Солнце уже село. И на небе показалась луна. Она была неполной, но все же очень яркой. Конь остановился и поднял на нее глаза, после чего они загорелись в темноте красным светом. Ни на какие попытки Элен вновь продолжить путь конь не отвечал. Вдруг на спине у него начали расти крылья…
Замок стоял с темными окнами, лишь в одном горел слабый свет. Граф сидел за столом, улыбаясь, и видел в своем хрустальном шаре, как верный конь летит к хозяину, неся на своей спине неудавшуюся беглянку.

автор Фантазерка

Закат на море

закат

Выйду на берег морской,
Сяду на влажный песок,
Буду смотреть на закат,
Цвета как яблочный сок.

Чайки уже не летают,
Птиц не слышны голоса,
Только кузнечиков стрекот
И что то шепчет волна.

Ковром золотым по воде,
Дорожку ночь застелила.
И видела я однажды
Фея по ней ходила.

В небе большом темно-синем
Диском висит луна,
Звезды мерцают россыпью в небе,
Как мелкие зеркала.

И если долго, долго смотреть на небо,
То можно увидеть его глубину,
Увидеть, что в трепет душу приводит
Таинственно мудрую красоту.

автор Malinka

All Hallows Even

med_gallery_2_328_20335

Корни этого странного праздника уводят нас в глубь веков, в дохристианскую эпоху, когда земли Ирландии, Северной Франции и Англии населяли племена кельтов. Их год состоял из двух частей — лета и зимы. А переход одного сезона в другой ознаменовывался окончанием сбора урожая, отмечался 31 октября и символизировал начало нового года. В свои права вступала зима.

Ночь на 1 ноября, когда по преданиям открывалась граница между мирами живых и мертвых именовалась Самхэйн или Самайн, считалась главным праздником древних народов. Язычники кельты придавали ему большое значение и, дабы не стать добычей тени мертвых наряжались в звериные головы и шкуры, гасили очаги в своих домах и всем своим устрашающим видом отпугивали привидений.

Угощения духам выставлялись на улице, а сами жители собирались у костров, которые разводили кельтские жрецы друиды.

В эту ночь в жертву приносили животных, делали предсказания и зажигали зимний очаг, внося в дом язычки священного пламени. Традиция празднования передавалась из века в век до тех пор, пока в I в. нашей эры римляне не завоевали территорию кельтов.

Обращенные в христианскую веру, жители островов Ирландии и Британии, вынуждены были отказаться от многих языческих обычаев. Однако воспоминания о Самайне продолжали жить и передаваться от поколения к поколению.

А когда в IX веке Папа Григорий III перенес с 13 мая на 1 ноября празднование Дня всех святых, Самхэйн начали праздновать вновь. Предшествующая празднику ночь, в средневековом английском языке, именовалась All Hallows Even (Вечер всех святых), в сокращении — Hallowe’en, и совсем кратко Halloween.

Стремилась ли христианская церковь к возрождению праздника язычников? Скорее всего, преследовалась цель искоренения кельтских традиций, однако, совпадение дат привело к обратному эффекту. Праздник не только выжил, но и плотно сплотился в сознании людей с церковным празднованием Дня всех святых.
free-spooky-halloween-screensaver-big-2
С тех пор, Хэллоуин отмечался повсеместно в лучших традициях Самхэйна, а саму ночь празднования облюбовали ведьмы, устраивающие шабаш и пугающие мирных жителей.

Но вообще, про нечисть, вы замечали. что День Всех Святых стоит прямо напротив Вальпургиевой ночи, что отмечается на горе Брокен (в славянских вариантах — шабаш на лысой горе) в ночь на 1 мая?

Сама когда-то писала стихи

Откинув волосы со лба, дыханье затаив,
Я наблюдаю, как судьба играет свой мотив.
И те, которых легион, на лезвии меча,
Танцуют с теми, коих сонм, любезности шепча.
В язычестве и в простоте объединив сердца,
Союзны будут те и те до праздного конца.
И нечисть ли укрощена или шалит святой,
И помнят звезды и луна об играх ночи той!

автор Шахразада

Создатель

Изумрудно-зеленая трава. Такая мягкая, с прохладной росой на кончиках листьев. И летнее раннее утро, с прекрасным, ни с чем не сравнимым запахом нового дня. Кален снял обувь, потер припухшие от жесткой кожи пальцы, и дальше пошел босиком. Теперь, когда его руки стали свободны от оружия, появилась больше работы для головы. Во времена службы у Императора, его мысли занимало лишь одно – выживание. И победа. Он был признан лучшим воином на последних состязаниях. Но он не захотел положенных ему почестей и славы, отказался от денег и любви самых красивых женщин Сенталии. Да что там Сенталия – вся Империя могла пасть к его ногам, если бы он принял участие в заговоре…А он послал это все к черту и ушел. Просто ушел. И так снискал больше славы и почета, чем все предыдущие победители.
Кален обулся и свернул в лес по узкой тропинке. Через полчаса он уже был у заветного ручья. Он умылся и посмотрел на свое отражение. Вода словно преобразила его. Он уже не был воином. Водасоздатель2 смыла следы жестокости на его лице, отчего он стал еще более красив. Впрочем, сам он этого не понимал. Как не понимал любви женщин. А теперь в копилку непонимания добавилось еще и непонимание жажды денег, славы, власти. Еще три дня назад он хотел этого всей душой. Но держа кубок в руках, он понял нечто более важное. Свобода. Его положение победителя забирало ее. Все, что раньше грело душу, стало ненужным. Прав был старик. Ох, как прав!
Через полчаса ходьбы Кален стоял перед хижиной Учителя.

— Аутизм, — сказал холодным тоном доктор. – Боюсь, что в данном случае мы вряд ли сможем помочь.
— Что это значит? – дрожащим голосом спросила Людмила Ивановна.
— Он ушел в свой внутренний мир. Он полностью пребывает в нем. И верит, что этот мир, придуманный, он реален.
— А наш мир?
— Он его не видит. Скажите, давно это началось?
— Ну, Коленька всегда был странным мальчиком. Сверстники его не понимали. У него не было друзей. Так, приятели только. Потом и их не осталось. У него не было проблем с учебой. Но мне всегда казалось, что он где-то витает. Сначала он просто часами сидел в своей комнате. Потом начал пропускать учебу, запираясь там. Иногда он не выходил из комнаты целыми днями. На третьем курсе он совсем забросил учебу, и его исключили из института. Я пыталась с ним поговорить. Он отмахивался, говорил, чтобы я не лезла в его жизнь.
— Когда он совсем перестал контактировать с внешним миром?
— Около недели. Это ведь не сразу случилось. Я думала, просто очередная выходка. Ну, закрылся в комнате. Не первый раз ведь. Я уехала на дачу на неделю. Продукты ему оставила. Когда вернулась, обнаружила, что они не тронуты. Я позвонила его отцу. Мы в разводе уже двенадцать лет. Он приехал. Когда мы сломали дверь, он был вот в таком состоянии…
Дальше она уже не могла говорить, потому что к горлу подступил комок, и она заплакала. Лидия Ивановна провела рукой по русым кудрям сына, убрав их с лица. Оно было все так же красиво, хоть его глаза больше ничего не выражали. Потому что смотрели на свой внутренний мир, недоступный посторонним взорам. И сейчас ей показалось, что оно стало еще красивее.

Кален долго стоял перед дверью, не решаясь войти. Вдруг, когда он уже занес кулак, чтобы постучать, из-за двери послышался голос.
— Долго еще ты будешь там стоять? Открыто, заходи, наконец.
Кален вошел внутрь хижины. Учитель сидел посреди комнаты. Странно, но в комнате не было ни одного предмета. Голый пол.
— Можешь не оглядываться. Здесь ничего нет, — старик улыбался.
Три дня назад он спас Калену жизнь. В первый день соревнований он был сильно ранен, почти умирал, когда этот волшебник подошел к нему и одним касанием руки залечил все его раны. Старик искал ученика, Кален – учителя. Но тогда его волновали совсем другие вещи. Учитель сказал ему:
— Когда поймешь, что тебе действительно надо, найдешь меня.
И ушел. А сейчас Кален пришел к нему. Ему нужен был учитель, старику – ученик.

Врач стоял над кроватью Николая и всматривался в его глаза. Они были пусты, как у слепого. Иногда казалось, что Николай приходил в себя. Он ворочался, даже один раз поднимался с кровати. Но это были неосознанные действия, больше похожие на лунатизм. Максим Петрович был опытным психиатром. Но столь глубокая форма аутизма ему встретилась впервые.
— Знаешь, парень, я тебе завидую, — сказал он грустно и улыбнулся. – Там, в твоем мире, наверно, лучше, чем в нашем. Как же тебя лечить? И стоит ли?
На следующий день Николаю была сделана компьютерная томография головного мозга.
— Лидия Ивановна, мне очень жаль, но я не сумею помочь вашему сыну, — не просто сказать такие слова матери, но Максим Петрович был вынужден это сделать.
— Но вы же лучший специалист, — в ее словах еще была надежда.
— У него неоперабельная злокачественная опухоль в головном мозге. Она появилась довольно давно.
— Странности его поведения были связаны с этим? – Лидия Ивановна винила, конечно же, себя. Раньше надо было бить тревогу. Много раньше.
— Скорее опухоль связана со странностями поведения. Я не знаю, что первично.

Кален жил у Учителя. Старик каждый вечер создавал мягкие кровати, которые наутро исчезали, оставляя комнату вновь совершенно пустой. Калену нравились занятия философией и магией. Но это продолжалось недолго.
Однажды он прогуливался по лесу, как вдруг услышал чудное пение. Он затаился в кустах. Мимо шла девушка неземной красоты. Лесная нимфа. Он слышал легенды об этих удивительных созданиях. Но ни разу не встречал их.
Говорили, будто бы нимфа может принимать любой облик. Точнее тот, о котором мечтает человек, встретивший ее. Она может выполнить любое желание. Но никто не знает, какую цену нимфа попросит за это. Может и ничего не попросить. А может забрать жизнь.
Для Калена это не имело значения. Теперь у него было только одно желание – слышать ее, видеть ее. Нимфа прошла мимо. А он не находил себе места весь день.
— Ты влюбился? – спросил Учитель.
— Откуда ты знаешь? – Кален был удивлен.
— Это написано у тебя на лице.
— И что мне делать?
— Откуда мне знать? Разве я ответственен за твою жизнь? Но будь осторожен. Никто не знает, что попросит нимфа за свою любовь.
— Мне не важно. Я жизнь готов отдать за нее!

На следующий день Кален ждал ее в том же месте. Время тянулось неимоверно долго. Пока вновь не послышался чудный голос. Нимфа подошла к кусту, за которым укрылся Кален и спросила:
— Почему ты прячешься от меня? Разве я так страшна?
— Ты прекраснее всех, кого я встречал раньше, — Кален вышел из-за своего укрытия.
— Что хочешь ты?
— Твоей любви.
— Готов ли ты платить за любовь? – нимфа пристально смотрела в его глаза.
— Разве за любовь надо платить?
— В жизни за все надо платить.
Кален кивнул. Нимфа улыбнулась, обвила его шею руками и… Земля ушла из-под ног, весь мир стал какой-то зыбкой расплывающейся картиной. Все перестало иметь значение. Все, кроме нее. И не было большего счастья, большего наслаждения, как слиться с ней в этом танце страсти в одно целое…
— А плата? – ее голос, казалось, стучал в висках.
— Я готов.

создательСерый потолок над головой. Серые стены. Решетка на маленьком окне. Одинокая кровать в маленькой серой комнатке. И жуткое чувство безысходности. Он приподнялся на кровати и огляделся. Память навалилась на него всей своей тяжестью. Виски сжимала жуткая боль. Кого звать на помощь? Где его мир? Что происходит?
Перед ним явился Учитель. Или его образ.
— Николай, — начал старик.
— Я Кален, — страх пропитал каждую клеточку его тела, но он не хотел сдаваться.
— Николай, я абсолютно реален. Ты создал свою реальность. Но мне пришлось вмешаться.
— Кто ты? Как я мог создать реальность?
— Мир внутри тебя столь же реален, что и мир вокруг. Но ты не можешь заменить внешний мир внутренним.
— Почему? Я же сделал это!
— Ты не можешь создать свою реальность, пока не проживешь жизнь и не пройдешь уроки, дынные тебе твоим создателем.
Вдруг боль отпустила. Темнота поглотила оба мира. Страх ушел. Вместо него пришло спокойствие. Он плавал в чем-то теплом и нежном. Это лучшее место, какое только можно себе вообразить. Он в безопасности. Пока находится внутри матери…

Николай умер ночью из-за обширного кровоизлияния в головной мозг. Но перед смертью он вышел из забытья. Жаль, Лидия Ивановна не видела этого. А через девять месяцев в роддоме №4 города *** родился мальчик. Его назвали Колей.
Через полгода известного психиатра Боривова Максима Петровича положили на лечение в его же клинику с диагнозом аутизм.
Учитель сидел посреди комнаты. За дверью стоял новый ученик.

автор Фантазерка

Охота за головами. II часть

Охота за головами. II часть

Все-таки не стоило неподготовленным идти в гномский карьер… Непонятно откуда пришло несколько патрулей Троггов, напрочь перекрыв все возможные пути отступления. Самое неприятное, что заряд Камня Сердца уже использован, а враги, посовещавшись, собрались вглубь долины.
krus02Фулгрим, прищурившись, попытался оценить обстановку. «Так, первого убиваем… За ним трое вместе идут — мимо них и проскочим. Дальше — вниз…» — пронеслось у него в голове. Маг укрылся за камнем и стал ждать. Когда первый Трогг подошел поближе, маг ударил заранее подготовленными чарами. Как и ожидалось, одно из сильнейших заклинаний Арканной магии не подвело — шесть магических стрел, сорвавшихся с пальцев колдуна, остановили сердце существа. Тем временем, маг уже оказался возле патруля. Дезориентировав ближайшего воина взмахом плаща, он кинул под ноги еще одно заклинание. Теперь, когда расходящаяся ледяная волна приморозила всех ближайших врагов к земле, у него было в запасе несколько секунд. На бегу он опустил руку в карман мантии и нашарил соколиное перо — необходимый ингридиент для одного забавного фокуса… Подскочив к обрыву, маг услышал сзади свист рассекаемого воздуха — ловушка закончилась пару секунд назад, но кто ж знал, что эти существа настолько быстры. Медлить больше было нельзя — Фулгрим, не останавливаясь, прыгнул как можно дальше с обрыва, в полете шепча необходимые слова. Перо в кармане истлело, а полет мага замедлился — чародейство сработало. Мимо пронесся орущий от ужаса Трогг — колдун, ядовито оскалившись, пожелал тому счастливого полета. Сочный звук снизу возвестил, что пожелание не сбылось.
Тем временем маг просчитал траекторию своего полета, и, к своему огромнейшему неудовольствию, обнаружил, что приземлится прямо возле костра и отдыхающего патруля. Осложнялось дело тем, что готовых заклинаний уже практически не осталось. Трогги, впрочем, не дремали — один сразу же ударил дубиной мага в грудь так, что тот отлетел на край дороги и покатился по камням вниз.
«Какого черта… Я не какая-нибудь консервная банка вроде паладина — со мной так обращаться нельзя» — мысленно возмутился маг, катясь вниз по склону. Трогги довольно резво спускались следом с явно недружелюбными намереньями.
Достигнув конца спуска, колдун вскочил на ноги… точнее попытался вскочить, после чего с шипением рухнул обратно. Глянул на ногу — торчащая сквозь ткань одежды кость явно не сулила быстрого перемещения куда-нибудь подальше. Да и в груди что-то подозрительно клокотало — разумеется, удар не прошелся даром. А Трогги уже были рядом… Почувствовав соленый вкус во рту, Фулгрим сощурил глаза и ударил последним оставшимся мгновенным заклинанием, вложив в него всю свою ненависть. Ближайший враг закричал, затем крик перешел в хрип… Спустя секунду рядом с обессилевшим колдуном упал выжженый изнутри скелет. Его собрат, увидев все это, взревел от ярости и замахнулся дубиной. Раздался свист, и Трогг, получив стрелу в горло, забулькал кровью и упал. Спустя несколько секунд его лицо покрылось падающие красные листьяпепельно-серым налетом, а тело уже больше не двигалось. Маг, оценив знания ядов своего спасителя, уважительно кивнул и повернул голову, пытаясь его рассмотреть. К нему медленно подходил беловолосый эльф. Желтые глаза насторожено осматривали местность, рука медленно прятала вторую стрелу в колчан.
Эльфа звали Иннеад. Он помог Фулгриму залечить раны и добраться до ближайшего города. Напоследок написал короткое письмо и велел: «Пойдешь в Стормвинд, зайди вечером на торговую площадь. Там найдешь Кирлану — отдашь ей эту записку. Если все получится — Храм станет твоим новым домом, как и мне когда-то». Сказав это, он резко оборвал разговор и на рассвете ушел.
На следующее утро маг отправился в Стормвинд. Кирлана его приняла в Семинарию — место, где готовят будущих храмовников. Просидев несколько недель в библиотеке Храма, изучив новые заклинания, вдоволь натренировавшись, Фулгрим решил, что время обучения подошло к концу. Вернувшись домой, он достал лист бумаги и начал писать: «Наставник…».
Свеча догорела, комната погрузилась во тьму. В старом кресле, откинувшись на спинку, дремал человек. На столе лежало написанное письмо. В окно светила луна, отражаясь в зеркале старинной работы… Начинался новый этап в жизни мага.

 

 Автор  Мизеракль

ХОЧУ ЛУНУ! Или … с юбилеем первой высадки человечества на спутнике планеты Земля

хочу луну Национальное космической агентство США (NASA) в честь 40-вой годовщины высадки первых людей на Луну опубликовало фотографии их следов на поверхности планеты.

Эти снимки были сделаны с искусственного спутника Луны. На изображениях видны даже следы ног астронавтов лунного модуля Apollo, которые первыми ступили на эту планету.

Напомним, первую высадку человека на Луну американские астронавты совершили 20 июля 1969 года в рамках программы Apollo.

отсюда

Всех, интересующихся развитем науки и техники, поздравляем с очередной вехой выхода человечества в космическое пространство!

А теперь о луне с юмором.

Приходит время, и наши дети начинают интересоваться луной.  Вон она, высоко в небе, такая манящая, и …

ХОЧУ ЛУНУ! как-то раз крошка-сын к отцу пришел и сказал такое папе..

А папа у него…

Дон Кихот объяснит ребенку, что луну теоретически, конечно, можно получить, но для начала нужно найти точку опоры, с которой удобнее поворачивать мир так, чтоб луну можно было достать.

Дюма обрадуется безмерно, и с нынешнего вечера, в рационе ребятенка появится пирожное под названием «Луна», аппетитно выглядящее, при виде и от запаха которого, все другие желания как-то отступят на второй план.

На требование «ХОЧУ ЛУНУ!» Гюго сразу же проникнется энтузиазмом, побежит искать литературу по добыче лун в лабораторных условиях, залезет в Интернет, короче, даже когда ребенок, увлеченный новой игрушкой, уже забудет про луну, Гюго будет вспоминать об этом каждой ночью и снова загораться энтузиазмом, чтоб днем намертво забыть о луне.

Робеспьер загрузит ребенка кучей объяснений, почему луну нельзя взять в принципе руками, и отчего ее нельзя достать прямо щас. В конце концов бедный крошка или пойдет читать учебник астрономии или расплачется, на что прибежит мама и освободит Робеспьера от дальнейших объяснений.

Максим сначала безмерно удивится – то же мне, глупости какие придумали, луну ему подавай. А стать повелителем мира ему еще не надо? А то для этого у Максима тоже есть инструкция – чистить зубы утром и вечером и слушаться маму. Что до луны – ааатставить глупости и пойдем лучше вместе соберем модель лунохода.

Гамлет обязательно вскинет руки к вискам театральным жестом. О! Он знал, он предчувствовал, что смышленое дитя раньше или позже попросит луну! Конечно, он заранее уже подготовился и прорепетировал про себя вдохновенный рассказ, что такое луна, и почему ее нельзя достать. Впрочем, если увидит, что ребенок отвлекся – плавно сменит тему – будет наставлять по поводу красоты закатов или сущности приливно-отливных процессов.

Есенин согласен подарить ребенку любую луну, какую он попросит, а также с неба звездочку достать, солнышко – солнышку. Нежные глаза Еся покроет поволока, он расскажет ребенку об иных мирах с тысячами лун, купающихся в звездном дожде, и ласково омываемых солнечным ветром.. После чего тяга к астрономии у ребенка отпадет, и он будет стараться решать более практические задачи.

Жуков луну достать может. Вообще мало есть на свете то, что Жуков бы не мог. Только сейчас ему не до того. Поэтому он сдаст ребенка маме с внушительной суммой денег – пусть сами и решают проблему доставки луны в дом, если так сильно хочется. Впрочем, если хочется не сильно – деньги – тоже утешение.

Бальзак на требование «ХОЧУ ЛУНУ!» осветит в своей бальзачьей манере: А смысл? Пока ребенок будет объяснять, а зачем ему, собственно, нужна луна, Бальзак заснет в своем кресле, утомленный объяснениями, почему луна в домашнем хозяйстве – предмет бесполезный.

Наполеон тоже ХОЧЕТ ЛУНУ! Ребенок тут же убежит, напуганный, ведь если папа умудрится достать луну, сам будет с ней играть.

Джек быстро объяснит ребенку, что луна – дело трудоемкое, убыточное и нерентабельное. Более того, если луна будет у нас, то что-то надо оставить на ее орбите, а что у нас есть? Ты согласен отдать своего любимого плюшевого зайца? Ребенок подумает-подумает, и решит, что к зайцу он как-то больше привык.

Драйзер скажет – что луну просить не надо, она и так у тебя есть. Она – всехняя, все имеют право любоваться луной, поэтому как-то нехорошо отнимать луну у всех для тебя одного.

Штирлиц, подобно Максиму, тоже решит, что глупости выдумали. Какая еще луна, когда столько дел не переделано, и отдохнуть бы когда, а тут волоки луну в дом? А совесть у тебя есть? Ребенок подумает-подумает, и откажется променять совесть на луну. Неликвидный товар!

Достоевский сразу начнет сочувствовать ребенку, которому для полного счастья только луны и не хватает. Впрочем, любовь сильнее желания получить луну, и в разговорах дитя как-то забудет о цели своего прихода к папе.

Габен
сделает вид, что ничего не понял. А к обеду на столе как-то само-собой появятся два билета в луна-парк и два билета в планетарий. Ребенок, сначала обиженный невниманием папы к своей просьбе о луне, сначала посетит восхитительную лекцию о небесных телах, а потом будет визжать от восторга с папой на аттракционах. И, конечно, о доставке луны в дом тоже как-то забудет.

Гексли тут же проникнется идеей достать луну. В конце концов, устами ребенка много что интересного говорится. Спасет луну от разграбления, а Землю от катаклизма только то, что собранный из подручных средств лунолет развалится с грохотом при запуске под громкий хохот папы и ребенка.
:lol:

Обсудить на Социофоруме

Однажды, устав от оков тишины

Однажды, устав от оков тишины,                
Услышишь таинственный шепот луны.
Она одинока, она холодна –
Ночное светило, царица луна.
Но речи ее сладострастно-нежны,
Желаньем, огнем и соблазном полны.
Им жадно внимая, о сне позабудь –
Ты больше ночами не сможешь уснуть.
Ты радость утратишь в сиянии дня,
Оно обжигает сильнее огня.
Зачем тебе солнце, зачем тебе сны?
Есть бархатный шепот царицы луны.

автор Raido