Забористая история

Эпиграф: Не надо пИсать на заборы.

Грань мира… Каждый стремится заглянуть за грань…

Пределы, ограничения, грани… Пирамида, куб, шар, бесконечность… Борьба противоположностей? Или взаимоперетекание форм? Ограненная пустота или заполненный сосуд? А что там, за гранью?

котенок

В некотором царстве, а может и не царстве стоял забор – деревянный, покосившийся. Его давно не красили и вообще про него все забыли. Вокруг он оброс бурьян-травой и крапивой. Ему было очень скучно, потому что стоял он на отшибе, мимо никто никогда не ходил, и только веселые птички иногда щебетали, купаясь в свежих лужицах. Однажды, заскучав сильнее прежнего, увидел забор котенка, подкрадывающегося к воробьям. Котенок был игривый, тогда забор решил поиграть с ним. Воробьи не догадываясь ни о чем продолжали чирикать и задирать друг друга. Котенок подкрался как можно ближе, поджал хвостик, напряг лапки перед прыжком и… на него упал забор. Воробьи с веселыми визгами подлетели и уселись на ближайший куст. Котенок был ошарашен – где это видано, чтоб заборы на котят падали? Он выполз, встряхнул шерстку, отошел и стал разглядывать забор. Забор как забор. Тогда котенок вдруг выгнул спину, вскочил на забор сверху и победно промяукал, подняв хвост трубой:

– Я победитель заборов!

Забор сначала решил сбросить маленького нахала в крапиву… Но не стал этого делать. Он улыбнулся и пощекотал ему пузо.

В мире бывают очень разные заборы. Важные, кирпичные, брутально высокие , которые всем своим видом говорят – не думай даже подходить! На самом деле они не такие уж и высокие, но очень стараются и вытягиваются в небо, горделиво выпячивая кирпично-кубиковую грудь. Есть заборы изящные, витые из металлических прутьев с красивыми воздушными узорами, выполненными с любовью мастером-кузнецом. Если вы помолчите рядом с таким забором, то вскоре услышите, как он подпевает тихо пролетающему мимо ветру. А вы бывали на крепостных стенах средневековых замков? Такие заборы помнят великие битвы, звуки труб и бой барабанов, напор осады и стойкость защитников, славные победы и горькие поражения. Когда-то на них красовались гербовые флаги… Теперь же мох да ласточкины гнезда. Заборов великое множество, и все они разные. А знаете, что их всех объединяет? Каждый забор мечтает быть любимым…

Когда мой забор спросил меня: «Что ждешь ты от жизни?», я ответила: «Жду чуда!» Тогда он засмеялся: «А разве не чудо то, что ты разговариваешь с забором?», и я ответила: «Нет, чудо не в том, что мы с тобой разговариваем, а в том, что понимаем друг друга».

Забор – это страж, охраняющий безопасность стоящего над неизвестностью. А может это добрый друг, не дающий совершить опрометчивый шаг в бездну? А может это злейший враг, запирающий сердце в оковы? Или невидимый мираж, мелькающий перед странником, ищущим выхода из лабиринтов Разума… Каждый забор задается вопросом: «А в чем смысл моего существования?». Создатель, ответь…

С тех пор котенок часто приходил к забору и они играли вдвоем. Воробьи весело чирикали, теребя друг друга за загривки и греясь в вечерних лучах солнца. А когда пришла зима, забор разобрали и сожги в печи, потому что было очень холодно…

автор Лара Аури (Auri)

авторский сайт

О-о-о Гексли. Самый веселый из серьезных!

Итак, в Вашей жизни не хватает солнечного зайчика? Или Вы чувствуете, что все, что Вас окружает, слишком предсказуемо? Или, возможно, хочется найти собеседника, взрывающего Ваше уже сложившееся мнение о людях ярким звоном соприкосновения двух кубков при питье на брудершафт? Значит, настало время обратить свой взор на Рыцаря Кубков, ИЭЭ, Гексли, Психолога или Журналиста…

Интуиция невозможностей.

ЧИ

– А давайте все друг с другом поделимся! Васька колбасой, Иван пол-литрой, Петька огурцами!
– А ты чем поделишься?
– А я поделился идеей!

Я могу сказать: приятен мне человек или нет сразу же, затем можно оценить его соц.статус там, искренность.. по каким-то поведенчиским вещам. Обычно качества человека лежат на поверхности.. просто изначально рождается ощущение само собой, а вот конкретные примеры проявления качеств приходят со временем. © Blondi

ГекслиХоть и ведущий себя по рыцарски, Гексли, зачастую смотрит на мир с оттенками отрицательного, это тот, кто провожает утраченные мечты и нереализованные возможности. Увидеть – не значит обрести. В отличие от Дон Кихота, которого просто гонит на новый шанс, Гексли старается избежать убыточных ходов. Все, что не делается, то к лучшему. Если Вам отрезало палец, то радуйтесь, что не голову. И Гексли действительно, умеют радоваться и делиться радостью. Это из их вымысла была та бабка, что по коробу поскребла, по сусекам помела, и нашла муки на новый колобок и завязку сюжета на новую сказку. Гексли – мастер находить невозможности, нереальности, в которые мало кто, да и сам Гексли-то не особенно в силу природного негативизма верит, и поэтому никогда никому не навязывает. Как всякий рыцарь, Гексли идет на свет далекой звезды или за образ прекрасной дамы или за идею, но не забывая при этом наполнять кубки и радоваться жизни! И что за чудо случится, если вдруг кто-нибудь пойдет и найдет в той идее способ практического ее применения. А веселье среднестатистического Гексли состоит в том, что он еще умудряется использовать свою интуицию, чтоб таких людей находить. Даже в самом скудном и стандартизированном окружении. Гексли имеет нюх на все, что имеет отклонение от средней линии. На гениев. На дураков. И умудряется понимать мотивацию и тех и других, с гениями ему интересно, с дураками можно прикалываться. Это не означает, что Гексли становится своим дураку или гению, просто он пытается вытянуть на поверхность самую суть явления гениальности или придури. А у нас спокон веков нет суда на дураков. А что случается с дураками в русских сказках? По мановению случая раз –и они, использовав свои латентные, никем не замеченные возможности, и попадают в дамки. Так вот, интуиция невозможностей Гексли – катализатор процесса. Не бойтесь выглядеть рядом с Гексли не таким, как все, тем паче, что это бесполезно. Интуита не прельстишь увы, речами, интуиту душу раскрывают.

Этики в отношениях.

БЭ

Как иметь идеальные отношения – пять правил для женщин:
1. Важно иметь мужчину, который помогает дома, убирает, иногда готовит и имеет работу.
2. Важно иметь мужчину, у которого есть чувство юмора.
3. Важно иметь мужчину, которому можно доверять и который вас не обманет.
4. Важно иметь мужчину, с которым хорошо в постели и которому вы нравитесь.
5. Очень, очень важно, чтобы все эти 4 мужика не знали друг друга…


Отношение к жизни, как к уроку не значит отношение к ней как к постоянному экзамену? скорее, как к возможности научиться, понять. Из этой картины следует следующее: невозможно человеку вложить свой ум и свое понимание, и если ему необходимо пройти этот урок, ты хоть убейся об стену, хоть связывай его, хоть на голове стой, а он все равно пройдет его. И это особенно грустно с близкими людьми, когда видишь, что человеку предстоит «удар лбом об стену» то говори ему не говори, что дверь рядом, он все равно будет идти к своему уроку и в моих силах только отсрочить соприкосновение лба с твердой поверхностью, но смысла в этом нет, потому как чем дольше оттягиваешь резинку, тем сильнее удар. И именно благодаря этому пониманию становится очень просто «отпускать» ситуацию и людей в нее.. уже не требуешь от человека невозможного и принимаешь его таким каков он есть.. Но все равно вздыхаешь иногда о невозможности уберечь..© irrashine

Творческая функция среднестатистического Гексли имеет знак плюс.00288340 Это говорит о многом. Рыцарь кубков, прощупав своей интуицией невозможности свое окружение,  старается избегать неприятных или убыточных, изматывающих отношений. Гексли изобретателен и находчив в всем, что касается симпатий и антипатий. Манипуляторная, гибкая этика аристократично охватывает свой круг нашего рыцаря без страха и упрека и вынуждает этот круг строить свой мир без злобы и затаенных недомолвок за спиной ветреного экспансивного экстраверта, уже помчавшегося далее вперед снова и снова создавать и миры и отношения в этих новых мирах. Ни одного из рыцарей социона не удержать на месте, и Гесли – не исключение, но если за Доном, умчавшемся воевать с очередной ветряной мельницей, остается шлейф досады, но Гексли обязательно оставит вас с осознанием, что так будет лучше, и наполнив свой кубок, ожидайте возврата суетного самого веселого из серьезных, своего рыцаря к своему очагу с новыми историями о людях, о королях и капусте, о морже и устрицах, об отношениях и связях между людьми и мирами. Но в силу своей положительности, эта нежнейше белая этика – только для своих.

Сенсорика волевая хилая

ЧС

Решил выяснить, кто кого, и поставил включенный утюг в морозилку. Утюг расплавил пластик, расплавленный пластик намертво склеил утюг. Ничья?

Ещё как наорать могу. И заставить. Специальным таким очень строгим тоном. И взглядом. Но ощущение при этом, что я как воздушный шарик. Или мыльный пузырь. Боюсь сорваться и показать свою слабость…© Алёнка

деФюнесА вот тут та самая сила, которая в слабости. Или скорее, Гексли с точки зрения своей ролевой часто склоне считать себя полномощносильным и способным гору сдвинуть мощным ударом кулака, найти б еще то место, в которое стукнуть. Гексли с волевой сенсорикой отрицательного знака часто бывают ой-ой какими задирами. А так как их интуиция невозможностей тут подставляет им подножку, склонны еще и недооценивать волевой потенциал оппонента. Хотя, если «честь твоя задета», Гексли может влезть в разборки и имея четкое представление, что противник могущественнее и способен скрутить Гексли, но иначе не был бы он рыцарем, как можно отмалчиваться в сторонке, когда можно остановить противника пусть даже негативным отношением общества к нему, когда он силой справится с рыцарем кубков. Что становилось с теми, кто нечестным образом уничтожал благородных рыцарей? Их проклинали современники. Кому это надо? Впрочем, часто Гексли может и не отметить давления на себя — копье, прицельно пущенное в Гексли, достигнет места, где он должен был бы быть, если б в последний момент не поменял круто свои планы в помощи другому ближнему. Но опять же, оценка волевой мощи противника, вызываемого на поединок, хилая. Ведь часто если человек молчит, это вовсе не от того, что ему нечего сказать. Хотя при виде скачущего вокруг себя и машущего кулаками Гексли, супротивник может оторопеть поначалу. Но.. увы и ах, тут тоже пошло веселье! Волевая сенсорика Гексли выглядит так: вскочил, кулаками помахал, а чего хотел до общественности донести, так никто и не понял. Если Гексли говорит: как выскочу, как выпрыгну, полетят клочки по закоулочкам, — это мало кого испугает. Если во всем остальном Гексли выглядит то милым, то серьезным, и уж умеет пользоваться своей привлекательностью, то при пускании кулаков в ход, Гексли выглядит не более, чем шутом гороховым. Достаточно опытные Гексли знают об этой своей особенности, клоуном на потребу хохочущей публике быть не любят, и захватническую волевую сенсорику не используют, зачем, ведь есть этика отношений со знаком плюс и интуиция – найти человека, который сможет применить свои неплохие волевые данные так, как это нужно Гексли.По ролевой всегда свойственно недолелывать или переделывать. Недодел Гексли – это клоунада в стиле Луи Финнеса из «Замороженного». Передел – это Гексли за спиной волевого сенсорика, которому он в уши дует различными возможными привлекательностями того, что будет, если они оба тут всех уроют. Но все-таки хорошо, что Гексли не из решительных ТИМов!

Логично ли не быть аналитичным?

БЛ

Я думаю, что секс лучше, чем логика, но не могу доказать это.

Все люди живут по одним принципам, но по-разному их нарушают.

Мне не очень нравится это определение, а другие общепринятые лень искать. Логичным быть интересно © Blondi

Точка наименьшего сопротивления Гексли в том, что вот ему для Любимовчего-то обязательно нужно понять причинно-следственные связи! Но с пониманием у его проблемы. Например, Наполеон, сосед Гексли по болевой логике, никогда причинно-следственными связями не загоняется, а чего, если можно прекрасно продвинуться, нарушив эти причинно-следственные, ядрЁна морфЁма!  Гексли интуицией чувствует, что должно получиться, но тут ситуация: видит око, да зуб неймет, и Гексли раздражается, требует объяснений, пролистывает кучу литературы, и все равно видит конечный результат, а не построение ступенек к его приходу. А это неприятно, когда учитель уверен, что ты подглядел ответ в конце задачника, а ты реально сам к нему пришел, но ты сам не можешь даже себе объяснить, как!

Активационная деловая.

ЧЛ

Лень – это когда видишь необходимость что-то делать, но не хочется, а влом – это когда что-то хочется, но не видишь необходимости это делать.

Несерьезно отношусь — к работе (хотя работу выполняю качественно, но все чаще ленюсь), обязательствам несерьезно (хотя иногда ругаю себя за это). Больше не знаю, к чему несерьезно. Как-то специально не задумывался.
Да и глупое какое-то слово «сер
ьезно». Что под ним понимать? © Nii-chan

РасселВ отличие от соседа-квазитождика, рыцаря посоха, рыцаря кубков деловой колбасой вряд ли кто догадается назвать. Во-первых, активационно процессуальная логика у Гексли сугубо отрицательная: покажите, как сделать, а уж я-то сделаю, знать бы только как, тем паче, что результат-то как на ладони, интуит видит. Более трех предметов в руках приводят к процессуальной катастрофе – как ими пользоваться? Последовательно? Или всеми сразу? И это при том, что всякая помощь по действительно важным практическим проблемам всегда воспринимается Гексли с благодарностью. Во-вторых, Гексли очень нужно знать, что он кому-то нужен. Чтоб его экспансивная энергия, которая часто растрачивается впустую, хоть чуточку подвигла хоть кого-нибудь на дела великие и необыкновенные. Отрицательная интуиция соскребает шансы по сусекам, отрицательная деловая логика ищет реализации хоть пренебрежимо малой возможности!

Белые шарики пломбира белой сенсорики.

БС

Хоть изредка я привстаю с диеты!

Я в институте ещё сорвала спину и она у меня почти постоянно ноет и немеет наполовину. Тогда мне подруга-Дюмка очень грамотным массажем на насколько лет всё это дело вылечила. Потом после… ну не важно чего, всё снова началось, и «последний» тоже очень грамотно всё это дело массажировал и проходило хоть и ненадолго. А месяца три назад всё по-новой началось. Самое паршивое что эту же спину себе ну не как сама не помассируешь. Меня обуяла как-то злость на собственное тело и я с ним по-деловому поговорила.
Речь моя была примерно такая : » Детк… ты можешь так болеть и ныть сколько угодно всё равно тебе помочь некому и ещё долго будет некому помочь, так что ной себе сколько влезет- мне уже по-барабану всё. И вообще у тебя совесть есть??? Мы тут с тобой в состоянии войны, депрессухи, разрухи и на осадном положении, а я тебя несмотря ни на что кормлю… ну стараюсь же… пою, мою каждый день вкусностями. А ты??? А за что??? Так что не зли меня пожалста а то есть перестану- я ж могу запросто ты знаешь или ещё круче- на бессолевую диету посажу.»
и что самое странное — помогло!!! Т.е она канеш побаливает…. но так… терпимо- как тихо поскуливающая собачка
. © Gisha

Сомнабуличное принимание заботы. До беззащитности, до слабости, Ростроповичдо признания привязанности – слабая одномерная положительная белая сенсорика Гексли. Постоянное иррациональное желание что-то изменить в себе или в своем окружении. Перепробовать все диеты и ни одной не придерживаться. Попробовать приготовить кушанье по какому-нибудь экзотическому рецепту, и, отвлекшись на телефонный звонок или гудок аськи, намертво забыть об этой изысканной еде и не довести до конца. Аудио-, видео-, кинестетическая инфрормация бесперебойно внимается.. и вынимается. По сенсорике ощущений у Гексли как раз то, что можно описать состоянием «в одно ухо влетело, в другое – вылетело». Гексли помнит, как понравилось, а как не понравилось, но хоть дай в лоб рыцарю кубков хоть кубком самого изысканного бужоле, ни в жисть не вспомнит, как он этого добился-то, что понравилось! Или что делать не надо, чтоб снова не обжечься. Ассоциации «нравится» могут быть с обстановкой, с человеком, со случаем, с причиной, но никак не с последовательностью действий. Поэтому Гексли нравится возвращаться к теми, с кем когда-то что-то понравилось. Авось, и дальше удивят чем-нибудь хорошеньким! А так вообще рыцарь кубков носится по миру, исследуя все новые и новые ощущения.

И времени ограничение свобод.

БИ

Не принимайте жизнь всерьез – это временное явление!

В историю трудно войти, но как легко вляпаться!


Если только что-то неприятное надвигается… в воздухе сгущается… и то не очень отчетливо. Отношения могу прогнозировать. Почти сразу вижу подходят ли люди друг другу. А прогнозировать…… да, реально. Я таких людей знаю. Это тоже способность.
Но лучше не прогнозировать, а верить в себя и доверять другим.© Елена Заманская

Бернард ШоуОграничительная интуиция времени у Гексли того же знака и мерности, что и у Джека Лондона, но рыцарь кубков не любит ограничений, а временные рамки, которые помогают Джеку составлять рационально продуманные тактики и стратегии поведения, Гексли душат или подгоняют. С одной стороны, Гексли не любит ждать, и здесь и сейчас ринется узнать, а что там за шанс ждет его за поворотом. Гексли вообще легок на подъем. С другой стороны, если временной интервал выбран слишком расплывчато, то Гексли просто забудет о том, что хотел, собственно, сделать и в какие сроки, Гексли запросто отказаться от задуманного. Часто просто запал пропадает. Никогда не знаешь, сделает что Гексли «прям щас!» или отложит до лучших времен, или вообще игнорирует, как несущественное.

Эмоции – они демонстративны!

ЧЭ

Люблю без памяти…без памяти… кого?…

Опомнись, милый, мы уже женаты!

Внутренняя энергия чувствуется. В этих людях магнит как будто, который притягивает. И люди чувствуют это притяжение. Они не могут его не чувствоватьПятачёк

Сильнейшая подсознательная эмоциональность в соционе – этика Ярмольникэмоций Гексли имеет размерность и знак тот же, что и у Гюго, а это избегание отрицательных эмоций, защита окружения от всего, что может расстроить, обезнадежить. Гесли подсознательно отслеживает нарастание вокруг себя эмоционального напряжения, и , как партизан из окружения, уводит своих от грозовой тучи набухающего конфликта – ребята, давайте жить дружно. Не напрямую, интуит, самый веселый из серьезных, найдет способ перевести в шутку сегодня то, что вчера казалось драмой, а завтра будет казаться безобидным инцидентом. Гексли неосознанно играется своими эмоциями, что до чужих — он их отмечает, но не фиксирует, сегодня одно, завтра другое, поэтому сознательно ради того, чтоб выпустить пар, на конфликт Гексли не пойдет. Но если паллиативные меры плюсовой этики отношений не приводят к должному результату, Гексли взрывается, и эмоции в данном случае являются аппаратом хирургического вмешательства — вскрыть нарыв, выяснить, что к этому привело, и более к этому не возвращаться. Еще рыцарь кубков у нас к тому же эмотивист – первое впечатление о страстях всегда сильнее последующего, и что чувствуешь, то и истина в последней инстанции в последний момент, и не смотря на это, всегда, даже в самой большой обиде или на вершине самой офигительной радости он прекрасно осознает, что все проходит и это пройдет и не позволяет эмоциям рулить своими поступками.

___________________________________________________________

Теперь о порядке заведения Гексли. При всей своей неупорядоченности, Гексли нужен хоть какой-то минимальный порядок, поэтому он будет там, где порядок уже есть, но порядку не придается никакого значение. Оптимальный вариант – магия. Помахайте волшебной палочкой, создайте комфортную обстановку, вот и рыцарь кубков придет высушить промокший в странствиях плащ около камина.  Связывать иррационала обязанностями – только время терять, но, можете быть спокойны, с тем, с кем Гексли связывают доверительные отношения, он сам выпишет себе квоту на права и продекларирует обязанности, свои, для себя и перед вами. Поскольку доверительные отношения не стоятся на пустом месте. А свято место пусто не бывает. А вообще, надо, чтоб было как в песне: А вокруг такая тишина. Что вовек не снилась нам. И за этой тишиной как за стеной хватит места нам с тобой. Увидеть мир глазами Гексли. Увидеть все упущенные возможности, и порадоваться тому, что удалось взять для себя лично. Вместе с Гексли. И этого хватит всерьез и надолго.

Цена успеха

«Ус­пех раз­ру­шил мно­го жиз­ней.» Бенд­жа­мин Франк­лин, один из отцов-основателей американского государства.

Жиз­нен­ный ус­пех в иу­део-хри­сти­ан­ской ци­ви­ли­за­ции вос­при­ни­мал­ся че­рез оп­ре­де­ле­ние в Биб­лии -че­ло­век по­стро­ив­ший дом, вы­рас­тив­ший в нем де­тей, по­са­див­ший де­ре­во рядом с домом, про­жил свою жизнь не зря. В те­че­нии ве­ков се­мья бы­ла эпи­цен­тром жиз­ни ка­ж­до­го и лич­ный ус­пех вы­ра­жал­ся в ней и че­рез нее. С по­яв­ле­ни­ем ин­ду­ст­ри­аль­но­го, мас­со­во­го об­ще­ст­ва се­мей­ная ячей­ка пре­вра­ти­лась лишь в од­ну из со­став­ляю­щих жизни отдельного человека, боль­шая же ее часть стала про­хо­ди­ть в мно­го­об­раз­ных от­но­ше­ни­ях со всем об­ще­ст­вом в це­лом, оценивающим жизненный успех в других категориях.
В Ев­ро­пе кри­те­ри­ем ус­пе­ха ста­ли лич­ные дос­ти­же­ния, цен­ные для го­су­дар­ст­ва, на­ции и про­фес­сио­наль­но­го кру­га. В Со­еди­нен­ных Шта­тах, где эко­но­ми­ка фор­ми­ру­ет все об­ще­ст­вен­ные цен­но­сти, дос­ти­же­ния в биз­не­се, нау­ке, куль­ту­ре, ис­кус­ст­ве, спор­те, в лю­бой про­фес­сио­наль­ной сфе­ре, ус­пех оп­ре­де­ля­ет­ся ко­ли­че­ст­вен­но — сум­мой де­неж­но­го при­за. Циф­ра при­за не аб­ст­рак­ция — это кон­крет­ная оцен­ка важ­но­сти для об­ще­ст­ва дея­тель­но­сти ка­ж­до­го от­дель­но­го ин­ди­ви­да.
Что в этой системе отсчета оз­на­ча­ет ус­пех? Это ко­гда кто-то дос­ти­га­ет вер­шин, а кто-то ос­та­ет­ся вни­зу. Че­ло­век чув­ст­ву­ет се­бя ус­пеш­ным, толь­ко ко­гда ря­дом есть про­иг­рав­шие. Он чув­ст­ву­ет се­бя ус­пеш­ным ко­гда боль­шин­ст­во не до­би­лись то­го, че­го смог до­бить­ся он. Ус­пех пред­по­ла­га­ет ог­ром­ный раз­рыв ме­ж­ду сред­ни­ми дос­ти­же­ния­ми и дос­ти­же­ния­ми уни­каль­ны­ми. Толь­ко пры­жок че­рез ги­гант­скую пропасть ме­ж­ду бед­но­стью и бо­гат­ст­вом, «from rugs to riches», да­ет ощу­ще­ние жиз­нен­но­го ус­пе­ха. Пропасть настолько широка, что те, кто су­мел ее преодолеть, ста­но­вят­ся на­цио­наль­ны­ми ге­роя­ми.
Ус­пех — это день­ги и власть. Но для че­го нуж­ны день­ги и власть? Они нуж­ны что­бы иметь боль­ше де­нег и еще боль­ше вла­сти. Ко­гда бо­рец за ус­пех до­би­ва­ет­ся бо­гат­ст­ва, он не мо­жет ос­та­но­вить­ся на дос­тиг­ну­том, не толь­ко по­то­му что быть еще бо­га­че не­об­хо­ди­мо для са­мо­ут­вер­жде­ния, а по­то­му, что дру­гих жиз­нен­ных це­лей, кро­ме этой, эко­но­ми­че­ское об­ще­ст­во не пре­дос­тав­ля­ет.
успех2План­ка ус­пе­ха вы­со­ка, и для боль­шин­ст­ва не­дос­ти­жи­ма, что де­ла­ет жизнь мно­гих не­пе­ре­но­си­мой. Боль­шин­ст­во жи­вет в со­стоя­нии «мол­ча­ли­во­го от­чая­ния», об­ви­няя се­бя, свои че­ло­ве­че­ские ка­че­ст­ва, не­со­от­вет­ст­вую­щие тре­бо­ва­ни­ям ус­пе­ха. Чув­ст­во лич­ной ви­ны осо­бен­но тя­же­ло пе­ре­жи­ва­ет­ся бед­ня­ка­ми, и при­во­дит мно­гих к пол­ной де­мо­ра­ли­за­ции.
В 60-ые го­ды пре­зи­дент Лин­дон Джон­сон объ­я­вил «Вой­ну Бед­но­сти» — это бы­ла раз­ветв­лен­ная сеть по­мо­щи бед­ня­кам, но ни од­на из про­грамм — Job Force, Youth Corps, Project Head Start, Community Action, не смог­ла дос­тичь по­став­лен­ной це­ли. Не­смот­ря на сот­ни мил­ли­ар­дов, ис­т­ра­чен­ных на про­грам­мы по­мо­щи, бед­ня­ки про­дол­жа­ют со­став­лять 20% на­се­ле­ния стра­ны. Борь­ба с бед­но­стью бы­ла из­на­чаль­но об­ре­че­на, так как не за­тра­ги­ва­ла фун­да­мен­таль­ную ос­но­ву сис­те­мы, по­стро­ен­ной на лич­ном ус­пе­хе, ко­то­рая соз­да­ет два клас­са, по­бе­ди­те­лей и по­бе­ж­ден­ных.
успех1Все хо­тят под­нять­ся на­верх со­ци­аль­ной пи­ра­ми­ды. Но, для то­го что­бы су­ще­ст­во­вал ост­рый верх пи­ра­ми­ды, у нее дол­жен быть ши­ро­кий фун­да­мент, и этот фун­да­мент со­став­ля­ют не­удач­ни­ки. Бла­го­да­ря им и су­ще­ст­ву­ет верх. И, сле­до­ва­тель­но, рез­кое эко­но­ми­че­ское не­ра­вен­ст­во за­ло­же­но в са­мой при­ро­де об­ще­ст­ва, по­стро­ен­но­го на идее ус­пе­ха.
Уро­вень эко­но­ми­че­ской ди­на­ми­ки об­ще­ст­ва за­ви­сит, как в элек­три­че­ст­ве, от раз­ни­цы на по­лю­сах, плю­се и ми­ну­се, чем боль­ше раз­ни­ца на­пря­же­ний, тем ин­тен­сив­нее по­ток элек­тро­нов. И аме­ри­кан­ская эко­но­ми­ка на­столь­ко про­дук­тив­на, по­то­му что раз­рыв ме­ж­ду по­лю­сом бед­но­сти и по­лю­сом бо­гат­ст­ва здесь боль­ше, чем в лю­бой стра­не ми­ра.
«Бед­ность и бо­гат­ст­во — это то по­ле вы­со­ко­го на­пря­же­ния, в ко­то­рое по­па­да­ет че­ло­век, и оно за­став­ля­ет его стре­мить­ся вверх, по до­ро­ге вра­щая ко­ле­са это­го об­ще­ст­ва. Об­ще­ст­во спе­ци­аль­но об­нов­ля­ет ие­рар­хию цен­но­стей, что­бы че­ло­век все­гда чув­ст­во­вал се­бя чем-то не­удов­ле­тво­рен­ным, что­бы все вре­мя стре­мил­ся наверх.» По­ли­ти­че­ский обо­зре­ва­тель и ис­то­рик Джон Гэл­брайт.
За стo лет до Гэлбрайта об этом же писал То­к­виль, — «В Аме­ри­ке я ви­дел сво­бод­ных и об­ра­зо­ван­ных лю­дей, жи­ву­щих в са­мых сча­ст­ли­вых ус­ло­ви­ях, ко­то­рые мо­жет пре­дос­та­вить этот мир. И, в то же вре­мя, ви­дел лю­дей на­столь­ко оза­бо­чен­ных, смер­тель­но серь­ез­ных и час­то по­дав­лен­ных, да­же в то вре­мя ко­гда они раз­вле­ка­ют­ся. Стран­но ви­деть ли­хо­ра­доч­ность, с ко­то­рой они стро­ят свое бла­го­сос­тоя­ние, и на­блю­дать, как их по­сто­ян­но гло­жет страх, что они вы­бра­ли не са­мую ко­рот­кую до­ро­гу к ус­пе­ху. Они по­сто­ян­но спе­шат, их серд­ца пе­ре­пол­не­ны толь­ко од­ним чув­ст­вом, до­бить­ся еще боль­ше­го.»
Ис­поль­зуя ес­те­ст­вен­ное же­ла­ние лю­дей сде­лать свою жизнь ма­те­ри­аль­но бо­га­че, об­ще­ст­во ста­вит все по­вы­шаю­щие­ся тре­бо­ва­ния к оп­ре­де­ле­нию то­го, что счи­тать успехом. 50 лет на­зад гла­ва се­мьи, ра­бо­тая, обес­пе­чи­вал ну­ж­ды всей се­мьи. Се­го­дня, для то­го что­бы со­от­вет­ст­во­вать при­ня­то­му сред­ним клас­сом об­ра­зу жиз­ни и при­об­ре­тать все, что свя­за­но с этим ста­ту­сом, долж­ны ра­бо­тать оба, муж и же­на, ра­бо­тать по 60-70 ча­сов в не­де­лю, и часть ра­бо­ты де­лать до­ма в вы­ход­ные дни.

успех
Же­ла­ние под­нять­ся на бо­лее вы­со­кую со­ци­аль­ную сту­пень, а все ок­ру­же­ние по­сто­ян­но на­по­ми­на­ет, что нель­зя ос­та­нав­ли­вать­ся на дос­тиг­ну­том, за­став­ля­ет мо­би­ли­зо­вать все си­лы, все фи­зи­че­ские и эмо­цио­наль­ные ре­сур­сы, пе­ред гла­за­ми ог­ром­ная циф­ра ус­пе­ха, она со­всем ря­дом, и мно­гие, на­пря­гая по­след­ние си­лы, ле­тят к ней как ба­боч­ки на огонь, соз­да­вае­мый сред­­­­с­­т­­вами мас­со­вой ин­фор­ма­ции — кра­соч­ные фей­ер­вер­ки бо­гат­ст­ва и сча­ст­ли­вой жиз­ни.
«Бро­са­ет­ся в гла­за рез­кий кон­траст ме­ж­ду те­ми сча­ст­ли­вы­ми и ра­до­ст­ны­ми ли­ца­ми, ко­то­рые мы ви­дим на те­ле­ви­зи­он­ном эк­ра­не, и уг­рю­мо­стью, по­дав­лен­но­стью ре­аль­ных лю­дей. Воз­вра­ща­ясь в Аме­ри­ку по­сле сво­их пу­те­ше­ст­вий, ме­ня все­гда по­ра­жа­ет та ау­ра го­ре­чи раз­оча­ро­ва­ний, ко­то­рую лю­ди здесь про­еци­ру­ют.» Социолог Фил­лип Сла­тер.
Это то са­мое боль­шин­ст­во, ко­то­рое со­став­ля­ет ниж­нюю часть пи­ра­ми­ды ус­пе­ха. Но да­же те, кто су­мел под­нять­ся на­верх, тем не ме­нее, не чув­ст­ву­ют удов­ле­тво­ре­ния.
Ус­пех под­ни­ма­ет че­ло­ве­ка в гла­зах об­ще­ст­ва, ус­пех да­ет лю­бовь и ува­же­ние ок­ру­жаю­щих и, в то­же вре­мя, ус­пех не не­сет в се­бе ни­ка­кой дру­гой на­гра­ды кро­ме са­мо­го себя. Ус­пех — это не­что вро­де ре­кор­да, по­став­лен­но­го на ста­дио­не, где ге­рой дня пер­вым пе­ре­сек лен­точ­ку фи­ни­ша, по­лу­чил ми­нут­ные ап­ло­дис­мен­ты пуб­ли­ки, и, по­сле это­го, сно­ва дол­жен вер­нуть­ся к тре­ни­ров­кам. Фи­ло­со­фия ус­пе­ха, фи­ло­со­фия спор­та, где ус­пех под­твер­жда­ет­ся циф­ра­ми до­хо­да, пре­вра­ща­ет жизнь в не­пре­рыв­ный бег за ре­кор­да­ми.
В по­го­не за ус­пе­хом ре­шаю­щий фак­тор — уда­ча, так­же, как в ло­те­рее. В ло­те­рее все рав­ны, ни у ко­го нет при­ви­ле­гий, но по­бе­ди­тель по­лу­ча­ет все, что вло­жи­ли ос­таль­ные. Уча­ст­ни­ки ло­те­реи от­да­ют свой вклад по­бе­ди­те­лям, в на­де­ж­де, что они то­же ко­гда-ни­будь вы­иг­ра­ют.
Ко­гда в обыч­ную ло­те­рею вкла­ды­ва­ет­ся не­сколь­ко дол­ла­ров, по­дав­ляю­щее боль­шин­ст­во тех, кто не вы­иг­рал, не чув­ст­ву­ют се­бя об­ма­ну­ты­ми или ог­раб­лен­ны­ми. Но, в ло­те­рею де­ло­во­го ус­пе­ха вкла­ды­ва­ют­ся все ре­сур­сы, ма­те­ри­аль­ные и че­ло­ве­че­ские, на кон ста­вит­ся са­ма жизнь, и то­гда иг­ра на­чи­на­ет на­по­ми­нать не ло­те­рею, а рус­скую ру­лет­ку, в ко­то­рой про­иг­рыш оз­на­ча­ет смерть, экономическую и гражданскую. Проигравший теряет общественное уважение, а вместе с ним и уважение к самому себе.
«Аме­ри­кан­ская на­ция не­на­ви­дит про­иг­рав­ших.», говорил герой II-ой Мировой войны ге­не­рал Джордж Пат­тон.
«Нет страш­нее гре­ха, чем не­уда­ча. Об­ще­ст­во осу­ж­да­ет не­уда­чу, как от­вра­ти­тель­ный по­рок, бо­лее ужас­ный, не­же­ли ес­ли бы вы на­ру­ши­ли все де­сять за­по­ве­дей», писал М. Милл, все­мир­но из­вест­ный со­цио­лог и ан­тро­по­лог.
Ко­гда все ве­рят, что ус­пех за­ви­сит пре­ж­де все­го от уда­чи, то­гда и во­прос о том, как он до­­­­­­бы­т, ста­но­вит­ся бес­смыс­лен­ным и не­при­лич­ным. Успех оправдывает все средства, об­ман, мо­шен­ни­че­ст­во, во­ров­ст­во, гра­беж, ес­ли это при­ве­ло к це­ли, к по­бе­де. Аме­ри­ка про­ща­ет все, кро­ме по­ра­же­ния.
И, «ли­те­ра­ту­ра ус­пе­ха» да­ет прак­ти­че­ские со­ве­ты :
Автор Ро­бер­т Рин­ге­р в книге «Looking Out for Number One», «В по­ис­ках по­бе­ди­те­ля», рекомендует, — «Ес­ли ты ог­ра­бил ко­го-ли­бо, и он, по тво­ей ви­не, про­зя­ба­ет в ни­ще­те, это не долж­но ме­шать те­бе на­сла­ж­дать­ся сво­им бо­гат­ст­вом.»
Другой автор, Майкл Кор­да, — «Это о’кей быть жад­ным. Это о’кей иметь ам­би­ции. Это о’кей быть пер­вым. Это о’кей быть Мак­киа­вел­ли. Это о’кей на­ру­шать пра­ви­ла че­ст­ной иг­ры (ра­зу­ме­ет­ся не при­зна­вать­ся в этом ни­ко­гда и ни­ко­му). Это о’кей быть бо­га­тым. «Die or be rich», Ум­ри, но стань бо­га­тым.» Про­иг­рыш в борь­бе за ус­пех оз­на­ча­ет не только эко­но­ми­че­скую смерть, ни­ще­ту, это прежде всего доказательство никчемности его соискателя, проигрыш личности.
В ста­биль­ной эко­но­ми­ке ста­рой Ев­ро­пы, где все бы­ло по­де­ле­но, и раз­де­ле­ние на иму­щих и не­иму­щих бы­ло оче­вид­ным, на­гляд­ным, ин­ди­ви­ду­аль­ный ус­пех вос­при­ни­мал­ся как нрав­ст­вен­ное па­де­ние, так как был не ре­зуль­та­том тру­да, пред­при­им­чи­во­сти и удачи, а ре­зуль­та­том клас­со­вых при­ви­ле­гий, экс­плуа­та­ции дру­гих и об­ма­на. Те, кто раз­бо­га­тел в Ев­ро­пе, в гла­зах об­ще­ст­ва, не без ос­но­ва­ния, рас­смат­ри­ва­лись как хищ­ни­ки, раз­бо­га­тев­шие на не­сча­сть­ях дру­гих. Так­же, как в Рос­сии до­ре­во­лю­ци­он­ной, в Рос­сии со­вет­ской и постсоветской, ус­пеш­ный че­ло­век счи­тал­ся под­ле­цом. В США, в стране
«land of unlimited opportunities», нелимитированных возможностей, те, кто до­бил­ся ма­те­ри­аль­но­го ус­пе­ха, в гла­зах пуб­ли­ки ге­рои, су­мев­шие реа­ли­зо­вать свой че­ло­ве­че­ский по­тен­ци­ал.
На но­вом кон­ти­нен­те, с его ог­ром­ны­ми, жду­щи­ми ос­вое­ния бо­гат­ст­ва­ми и от­сут­ст­ви­ем ог­ра­ни­че­ний, соз­да­вае­мых го­су­дар­ст­вом, ин­ди­ви­ду­аль­ный ус­пех дос­ти­гал­ся бла­го­да­ря упор­но­му тру­ду, сме­кал­ке и уме­нию вос­поль­зо­вать­ся бла­го­при­ят­ным мо­мен­том в борь­бе с дру­ги­ми за то мно­гое, что пре­дос­тав­ля­ла стра­на с неограниченными ре­сур­са­ми. Аме­ри­ка бы­ла стра­ной ждущей тех, кто способен их взять, недаром Америку на­зы­ва­ли «Land of Plenty», страна богатств.
По­это­му, ес­ли в Ев­ро­пе тра­ди­ци­он­но су­ще­ст­во­ва­ло со­чув­ст­вие к не­удач­ни­кам, не­иму­щим, как к жерт­вам сис­те­мы, и из это­го со­чув­ст­вия ро­ж­да­лось чув­ст­во лич­ной от­вет­ст­вен­но­сти, то в Аме­ри­ке, те, кто не дос­тиг ус­пе­ха, вы­зы­ва­ли ско­рее пре­зре­ние, они ока­за­лись не­со­стоя­тель­ны из-за соб­ст­вен­ных не­дос­тат­ков, от­сут­ст­вия во­ли к по­бе­де.
Вре­ме­на из­ме­ни­лись, Америка совсем не та, какой она была даже 40-50 лет назад, возможностей для индивида в условиях корпоративной системы, где он лишь наемный работник, стало значительно меньше. Но пред­став­ле­ния другой эпо­хи про­дол­жа­ют существовать, вли­ять на об­ще­ст­вен­ное мне­ние.
Фор­му­ла ин­ди­ви­ду­аль­но­го ус­пе­ха, по­сто­ян­но по­вто­ряе­мая шко­лой, всем ок­ру­же­ни­ем и сред­ст­ва­ми мас­со­вой ин­фор­ма­ции — «One can make a difference». От­дель­ный че­ло­век мо­жет из­ме­нить не толь­ко свою судь­бу, он, в оди­ноч­ку, мо­жет из­ме­нить и мир, «save the world». Из­­­­м­­е­­няют об­ще­ст­во и фор­ми­ру­ют ин­ди­ви­ду­аль­ную судь­бу сама система, кор­по­ративная система, но, ес­ли эту фор­му­лу по­сто­ян­но по­вто­рять, она ста­но­вить­ся ча­стью об­ще­ст­вен­но­го соз­на­ния.
Ус­пех или по­ра­же­ние за­ви­сит, в ко­неч­ном сче­те, толь­ко от вас, и про­иг­рав­шие, об­ви­няя сис­те­му, а не се­бя, вы­зы­ва­ют толь­ко не­при­ятие и раз­дра­же­ние. Са­мо на­ли­чие жертв под­ры­ва­ет уве­рен­ность борцов за ус­пех. Для них, не толь­ко кри­ти­ка сис­те­мы, но да­же про­стое со­мне­ние опас­но, оно мо­жет ли­шить оп­ти­миз­ма, оп­рав­дан или не­оп­рав­дан этот оп­ти­мизм, это не важ­но.
Ес­ли вы про­иг­ра­ли — это оз­на­ча­ет, что ва­ша так­ти­ка и стра­те­гия жиз­ни, как биз­не­са, бы­ла не­вер­на. Вы мо­же­те до­бить­ся ус­пе­ха ес­ли сде­лае­те пра­виль­ные ин­ве­сти­ции вре­ме­ни и де­нег, пра­виль­ные ин­ве­сти­ции в здо­ро­вье, ко­то­рое яв­ля­ет­ся ва­шим ка­пи­та­лом, мо­то­ром ус­пе­ха. Вы долж­ны сле­дить за дие­той и де­лать фи­зи­че­ские уп­раж­не­ния. Вы, мо­жет быть, не ста­не­те мил­лио­не­ром, но ста­не­те бо­га­че, ес­ли пра­виль­но по­строи­те свой биз­нес. Ва­ше эко­но­ми­че­ское и фи­зи­че­ское здо­ро­вье за­ви­сит толь­ко от вас. Ес­ли вы про­иг­ра­ли — это ва­ша ви­на. Вы мо­же­те ви­нить толь­ко се­бя. Ес­ли жизнь вам ка­жет­ся мрач­ной, то это не по­то­му, что она дей­ст­ви­тель­но мрач­на, а по­то­му, что вы на­страи­вае­те се­бя на эту вол­ну. Ес­ли вы бу­де­те убе­ж­дать се­бя, что всё пре­крас­но, ва­ша жизнь и ста­нет в ва­шем ощу­ще­нии пре­крас­ной. Ус­пех за­ви­сит толь­ко от вас, на­до толь­ко ве­рить в свою спо­соб­ность его до­бить­ся.
«Вам нуж­но нау­чить­ся улы­бать­ся», го­во­рил са­мый из­вест­ный про­па­ган­дист идеи ус­пе­ха, Дейл Кар­не­ги, — «Да­же ес­ли вы про­иг­ра­ли, улы­бай­тесь, улы­ба­ясь, вы бу­де­те чув­ст­во­вать се­бя сча­ст­ли­вым, а улыб­ка уве­ли­чит ва­шу стои­мость на рын­ке. Нуж­но мно­го раз в те­че­нии дня по­вто­рять се­бе, «Я тот са­мый че­ло­век, ко­то­ро­го ждет уда­ча», «Для ме­ня нет не­пре­одо­ли­мых пре­пят­ст­вий», и то­гда сло­ва ста­нут де­лом, убе­ж­дал Кар­не­ги.
В об­ще­ст­ве рав­ных воз­мож­но­стей ка­че­ст­ва ха­рак­те­ра и тру­до­лю­бие — га­ран­тия по­бе­ды, го­во­рит мас­со­вая про­па­ган­да, но при­над­леж­ность к оп­ре­де­лен­но­му клас­су, на­след­ст­во и свя­зи, как се­мей­ные, так и про­фес­сио­наль­ные, цен­ность ко­то­рых за­ви­сит от пре­стиж­но­сти со­ци­аль­но­го кру­га, учеб­но­го за­ве­де­ния, ста­ту­са той или иной про­фес­сии, иг­ра­ют го­раз­до бо­лее важ­ную роль не­же­ли тру­до­лю­бие и ка­че­ст­ва ха­рак­те­ра.
Де­ти из се­мей образованного среднего класса по­се­ща­ют при­ви­ле­ги­ро­ван­ные ча­ст­ные или про­сто хо­ро­шие пуб­лич­ные шко­лы. По ста­ти­сти­ке, де­ти из та­ких се­мей име­ют бо­лее 50% воз­мож­но­стей под­нять­ся на са­мый верх со­ци­аль­ной ле­ст­ни­цы. Де­ти из про­стых се­мей име­ют лишь 6% воз­мож­но­стей по­лу­чить пол­но­цен­ное об­ра­зо­ва­ние, ве­ду­щее к наи­бо­лее оп­ла­чи­вае­мым про­фес­си­ям. Толь­ко 4% управ­ляю­ще­го клас­са вы­ход­цы из се­мей не­ква­ли­фи­ци­ро­ван­ных и по­лу­ква­ли­фи­ци­ро­ван­ных ра­бот­ни­ков.
Все стре­мят­ся на­верх, к вер­ши­нам ус­пе­ха. Ведь ус­пех ко­рен­ным об­ра­зом из­ме­нит ва­шу жизнь, ус­пех даст воз­мож­ность при­­­­­­­­­о­­б­­щи­ться к ог­ром­но­му ма­те­ри­аль­но­му бо­гат­ст­ву, даст дос­туп к все­воз­мож­ным ра­до­стям жиз­ни. Но, ус­пех тре­бу­ет по­сто­ян­но­го под­твер­жде­ния, он не по­зво­ля­ет ос­та­нав­ли­вать­ся на дос­тиг­ну­том, ка­ж­дая сту­пень на­верх при­нос­ит удов­ле­тво­ре­ние на мо­мент и ис­че­за­ет, нуж­но дви­гать­ся даль­ше. Это работа Си­зи­фа, об­ре­чен­но­го веч­но под­ни­мать ка­мень в го­ру, и ос­та­нав­ли­вать­ся нель­зя. Дви­же­ние важ­нее це­ли.
Пси­хо­лог Джо­на­тан Фрид­ман, ав­тор наи­бо­лее из­вест­но­го ис­сле­до­ва­ния об удов­ле­тво­рен­но­сти жиз­нью в США, — «Ко­гда я был сту­ден­том у ме­ня прак­ти­че­ски не бы­ло сво­бод­ных де­нег. Моя квар­ти­ра, хо­тя и бы­ла до­воль­но скром­на, тем не ме­нее, я чув­ст­во­вал се­бя в ней впол­не ком­форт­но. Мое пи­та­ние ме­ня впол­не удов­ле­тво­ря­ло, хо­тя я не мог обе­дать в бо­га­тых рес­то­ра­нах. Но, ко­гда я по­лу­чил ра­бо­ту, моя зар­пла­та ста­ла в два раза боль­ше то­го, что я имел, бу­ду­чи сту­ден­том. Я пе­ре­ехал в дру­гую квар­ти­ру и стал пла­тить в два раза боль­ше, чем пре­ж­де. Пи­тал­ся я точ­но так же, как и в те вре­ме­на ко­гда был сту­ден­том. Моя зар­пла­та росла вме­сте с про­дви­же­ни­ем по карь­ер­ной ле­ст­ни­це. Я снял дру­гую квар­ти­ру, ко­то­рая от­ни­ма­ла боль­шую часть мо­ей зар­пла­ты, обедал в до­ро­гих рес­то­ра­нах. Стал боль­ше тра­тить на вся­кие до­ро­гие ве­щи, ко­то­рые рань­ше бы­ли мне не­дос­туп­ны. Но, мое ощу­ще­ние жиз­ни не из­ме­ни­лось ни на йо­ту. Я ду­маю, что да­же ес­ли бы я по­лу­чал в пять раз боль­ше, я чув­ст­во­вал бы се­бя точ­но так же. Это не оз­на­ча­ет, что я от­ка­зал­ся бы от по­вы­ше­ния сво­их до­хо­дов. Ско­рее на­обо­рот. Но ощущение жизни осталось бы тем же.»
Ус­пех тре­бу­ет под­чи­не­ния всей жиз­ни са­мо­му про­цес­су дви­же­ния на­верх ко все бо­лее вы­со­ким уров­ням бо­гат­ст­ва. Для дос­ти­же­ния це­ли не­об­хо­ди­мо со­кра­тить до ми­ни­му­ма все лиш­нее — на­сла­ж­де­ние едой, сном, при­ро­дой, куль­ту­рой, все­го то­го, что от­ни­ма­ет вре­мя и энер­гию у глав­ной це­ли.
Впе­чат­ле­ние рус­ско­го им­ми­гран­та, — «Вся жизнь здесь по­строе­на так, что­бы ты мог с тол­ком, удоб­но и про­дук­тив­но ра­бо­тать, тра­тя ми­ни­мум вре­ме­ни на вся­кие пус­тя­ки — еду, об­ще­ние, и так да­лее…»
Со­цио­лог Кри­сто­фер Лаш, — «Мы оце­ни­ва­ем се­бя че­рез сту­пе­ни ус­пе­ха, на ко­то­рые мы взо­бра­лись, по то­му, что мы соз­да­ли и, стре­мим­ся соз­дать еще боль­ше и еще боль­ше по­лу­чить. Что­бы боль­ше по­лу­чить мы долж­ны уве­ли­чить на­шу про­дук­тив­ность и, ко­гда мы уве­ли­чи­ва­ем на­шу про­дук­тив­ность, ока­зы­ва­ет­ся, что ре­зуль­тат на­ших тру­дов не боль­ше чем аб­ст­рак­ция цифр на на­шем бан­ков­ском сче­ту. По­вы­ше­ние про­дук­тив­но­сти внеш­не уве­ли­чи­ва­ет личное бла­го­по­лу­чие, но, из­мо­тан­ный ог­ром­ным на­пря­же­ни­ем ра­бот­ник не име­ет ни вре­ме­ни, что­бы поль­зо­вать­ся этим бла­го­по­лу­чи­ем, ни жиз­нен­ной энер­гии, что­бы по­лу­чать удов­ле­тво­ре­ние от не­го.»
Однако, наи­боль­шая цен­ность бо­гат­ст­ва, в гла­зах лю­дей, оп­ре­де­ля­ет­ся во­все не воз­мож­но­стью иметь боль­ше де­нег и боль­ше ве­щей. Без оцен­ки дру­ги­ми цен­но­сти это­го бо­гат­ст­ва, оно, са­мо по се­бе, не зна­чит ни­че­го. Важ­нее не бо­гат­ст­во, а ува­же­ние дру­гих, ко­то­рое оно при­но­сит. Чем вы­ше оце­ни­ва­ет­ся дос­тиг­ну­тый ус­пех в гла­зах об­ще­ст­ва, в сре­де род­ст­вен­ни­ков, кол­лег, дру­зей, тем боль­ше чув­ст­во са­мо­ува­же­ния.
С другой стороны, ди­на­ми­ка жиз­ни на­столь­ко ве­ли­ка, что не хва­та­ет вре­ме­ни для то­го, что­бы сфор­ми­ро­вать со­ци­аль­ный круг, со­от­вет­ст­вую­щий то­му или иному ста­ту­су. Воз­мож­но­сти же про­де­мон­ст­ри­ро­вать свой но­вый ста­тус ли­ми­ти­ро­ва­ны, так как в процессе погони за успехом раз­ры­ва­ют­ся тра­ди­ци­он­ные свя­зи ме­ж­ду людь­ми.
Ис­чез­ла се­мья-клан, внут­ри ко­то­рой ко­гда-то про­хо­ди­ла де­мон­ст­ра­ция лич­но­го ус­пе­ха, не ос­та­ет­ся ста­биль­но­го кру­га род­ст­вен­ни­ков, дру­зей, пе­ред ко­то­ры­ми мож­но бы­ло бы его про­де­мон­ст­ри­ро­вать. Свя­зи, ко­то­рые воз­ник­ли в шко­ле и кол­лед­же, не­воз­мож­но удер­жать, слиш­ком ве­лик темп жиз­ни.
Ку­пив мод­ную мо­дель ав­то­ма­ши­ны, по­ка­зать ее мож­но толь­ко во вре­мя по­езд­ки на ра­бо­ту и с ра­бо­ты — на хай­вэе. Мож­но на­деть до­ро­гую оде­ж­ду во вре­мя по­се­ще­ния те­ат­ра или пар­ти, но пуб­ли­ка при­над­ле­жит к са­мым раз­ным сло­ям об­ще­ст­ва, име­ет раз­лич­ный уро­вень до­хо­да и час­то про­ти­во­ре­ча­щие вку­сы.
В пар­те­ре Мет­ро­по­ли­тен Опе­ра мож­но уви­деть, си­дя­щих ря­дом, де­вуш­ку в мя­тых джин­сах и да­му в пла­тье от мод­но­го ди­зай­не­ра, стоя­щее ты­ся­чи дол­ла­ров, и в брил­ли­ан­тах. Ка­ко­ва цен­ность брил­ли­ан­тов, ес­ли их не­ко­му по­ка­зать, ка­ко­ва цен­ность мод­ной мо­де­ли ма­ши­ны, ес­ли нет ни­ко­го во­круг кто бы вы­ра­зил свое вос­хи­ще­ние или за­висть за дос­тиг­ну­тое ва­ми. Ма­те­ри­аль­ный ус­пех, дос­тиг­ну­тый на­пря­же­ни­ем всех сил, ока­зы­ва­ет­ся не­оце­нен, а ведь имен­но ра­ди об­ще­ст­вен­но­го ува­же­ния, ра­ди оцен­ки ус­пе­ха дру­ги­ми, все это и де­ла­лось. Мож­но рас­счи­ты­вать лишь на вни­ма­ние слу­чай­ных лю­дей, вни­ма­ние тол­пы, для ко­то­рой, тот, кто дос­тиг ус­пе­ха и пре­сти­жа, так и ос­та­ет­ся бе­зы­мян­ной, ано­ним­ной фи­гу­рой, мельк­нув­шей на до­ро­ге, на ули­це, в те­ат­ре или рес­то­ра­не.
Ир­винг Шоу, в рас­ска­зе «Круг све­та», опи­сы­ва­ет су­ще­ст­во­ва­ние се­мьи сред­не­го клас­са, тех, кто добился цели, которую поставило перед ними общество. Се­мья име­ет ус­пеш­ный биз­нес, дорогой дом и не­сколь­ко до­ро­гих ма­шин в га­ра­же. У них есть всё, что вхо­дит в общепринятое по­ня­тие о сча­стье. Но суп­ру­га не ин­те­ре­су­ет­ся ни тем, что про­ис­хо­дит в жиз­ни му­жа, ни им са­мим. Круг её мыс­лей, что она ку­пи­ла в про­шлом ме­ся­це, и что ку­пит в сле­дую­щем. А сам ге­рой, си­дя в сво­ём офи­се, ощущает толь­ко пус­то­ту и признается самому себе, что жи­вет, год за го­дом, ни­че­го не чув­ст­вуя. Вы­со­кий ста­тус дос­тиг­нут, но са­ма жизнь ни­че­го не со­дер­жит — это ва­ку­ум, лю­дям не­чем жить.
Но ес­ли ваш внут­рен­ний мир, ва­ши лич­но­ст­ные ка­че­ст­ва, ва­ши мыс­ли, ва­ши чув­ст­ва не ин­те­ре­су­ют да­же близ­ких вам лю­дей, то вы мо­же­те по­ка­зать се­бя все­му ос­таль­но­му ми­ру. Вы мо­же­те объ­ез­дить мно­гие стра­ны ми­ра и по­чув­ст­во­вать свою зна­чи­мость, как бо­га­то­го ту­ри­ста в бед­ных стра­нах, в то вре­мя, как вы чув­ст­вуе­те свое пол­ное ни­что­же­ст­во в сво­ей род­ной стра­не. Вы так­же мо­же­те реа­ли­зо­вать се­бя, до­бить­ся оп­ре­де­лен­но­го ус­пе­ха и при­зна­ния, ис­пы­тать мно­же­ст­во раз­но­об­раз­ных ост­рых ощу­ще­ний, по­гру­жа­ясь на дно океа­на, под­ни­ма­ясь на вершины го­р, пры­гая с па­ра­шю­том, ле­тая на пла­не­ре.
Жур­нал Reader Digest так опи­­с­ыв­ает ис­то­рию Ма­рио­на Бо­лин­га, обес­пе­чен­но­го пред­ста­ви­те­ля сред­не­го клас­са, ощущающего себя лишь безликой частью общественного механизма изо дня в день повторяя одни и те же рабочие операции. Для то­го что­бы доказать се­бе и другим, что он существует как индивид, как личность, он про­ле­тел на од­но­мо­тор­ном са­мо­ле­те, от Фи­лип­пин до Оре­го­на. По окон­ча­нии по­ле­та, в ко­то­ром он рис­ко­вал жиз­нью, в сво­ем ин­тер­вью, он ска­зал, что вы­ну­ж­ден вер­нуть­ся к ра­бо­те, которую ненавидит. Она, хотя и при­но­сит при­лич­ные день­ги, но не дает ему ни чув­ст­ва удов­ле­тво­ре­ния, ни са­мо­ува­же­ния.
Или история Хью Джон­со­на, старшего ме­нед­жера хи­ми­че­ской кам­па­нии из Ил­ли­ной­са, получающего 170 ты­сяч в год, — «Мой ме­сячный чек составляет то, что мой отец за­ра­ба­ты­вал за год, и, в то же вре­мя, чув­ст­вую что жиз­ни нет, она про­хо­дит, как пе­сок сквозь паль­цы. Ка­ко­го бы ста­ту­са вы ни до­би­лись, вы лишь эле­мент мно­го­мил­ли­он­ной, без­ли­кой ра­бо­чей си­лы.»
Ус­пех — это не фи­­з­и­­че­ско­е об­ла­да­ние за­вое­ван­ным в жес­то­чай­шей борь­бе ма­те­ри­аль­ным бо­гат­ст­вом, это не воз­мож­ность вку­сить то, что это бо­гат­ст­во мо­жет дать, это аб­ст­рак­ция цифр на бан­ков­ском сче­ту, спор­тив­ный ку­бок по­бе­ди­те­ля, на ко­то­рый мож­но, вре­мя от вре­ме­ни, взгля­нуть.
Ус­пех жиз­ни, оп­ре­де­ляе­мый раз­ме­ром бан­ков­ско­го сче­та, не при­но­сит сча­стья по­бе­ди­те­лям. Но, как го­во­рит на­род­ная муд­рость, — «Толь­ко тот, кто до­бил­ся ус­пе­ха, име­ет пра­во ска­зать, что не в день­гах сча­стье. Ко­гда о том же го­во­рят те, у ко­го их нет, это зву­чит как «ви­но­град зе­лен», в бас­не Эзо­па.», и, сле­до­ва­тель­но, дру­го­го вы­бо­ра, кро­ме бе­га, в тол­пе претендентов на успех, про­сто нет.
Од­ним из та­ких «по­бе­ди­те­лей» был Кис­синд­жер, не­мец­кий им­ми­грант, го­во­ря­щий с тя­же­лым ак­цен­том, под­няв­ший­ся на са­мый пик ус­пе­ха, ска­завший в кон­це сво­ей бли­ста­тель­ной карь­е­ры, — «Ко­гда че­ло­век тя­же­ло ра­бо­та­ет всю жизнь и не по­лу­ча­ет ни­че­го в на­гра­ду — это тра­ге­дия. Но это ка­та­ст­ро­фа, ко­гда он до­би­ва­ет­ся че­го хо­чет, и ви­дит, что на­гра­да — бле­стя­щие по­гре­муш­ки».
Меч­та об ус­пе­хе — веч­ная не­вес­та, жду­щая же­ни­хов, и толь­ко тем, кто ее до­би­ва­ет­ся, от­кры­ва­ет­ся факт, скры­тый от со­ис­ка­те­лей, она про­сто по­тас­куш­ка. Вме­сто люб­ви она мо­жет пред­ло­жить толь­ко еди­но­вре­мен­ный секс.
Но, ни ав­то­ри­те­ты, ни ре­ли­гия, фи­ло­со­фия, со­цио­ло­гия или «вы­со­ко­ло­бая» ли­те­ра­ту­ра, не мо­гут из­ме­нить при­ори­те­ты масс. «По­бря­куш­ки», о ко­то­рых го­­­­в­­о­­рил Кис­синд­жер, для большинства важнее всех других цен­но­стей че­ло­ве­че­ской жиз­ни.
Культ ус­пе­ха пол­но­стью от­сут­ст­во­вал в рус­ской до­ре­во­лю­ци­он­ной ли­те­ра­ту­ре, как и сам жанр ли­те­ра­ту­ры ус­пе­ха, чрез­вы­чай­но по­пу­ляр­ный в Аме­ри­ке. Рус­ское об­ще­ст­во не ви­­д­ело в ус­пе­хе цель жиз­ни, а в по­ра­же­нии в бит­ве за ма­те­ри­аль­ное бла­го­по­лу­чие, не­дос­та­точ­ность, ущерб­ность лич­но­сти.
Ин­те­рес к ли­те­ра­ту­ре ус­пе­ха поя­вил­ся, ко­гда Рос­сия, по­сле па­де­ния советской власти, пре­вра­ти­лась в ци­ви­ли­зо­ван­ную стра­ну, сме­нив идео­ло­ги­че­ские цен­но­сти на цен­но­сти ма­те­ри­аль­ные. Но ин­те­рес су­ще­ст­во­вал и в со­вет­ский пе­ри­од, ко­гда пе­ча­та­лась, ог­ром­ны­ми ти­ра­жа­ми, не ры­ноч­ная де­шев­ка, а клас­си­ка аме­ри­кан­ской ли­те­ра­ту­ры, и, пре­ж­де все­го, ро­ма­ны Тео­­­­­­д­ора Драй­­­­­­з­ера, пре­воз­но­сив­ши­ми идею ус­пе­ха лю­бой це­ной.
Цен­траль­ная фи­гу­ра его три­ло­гии «Ти­тан», «Фи­нан­сист» и «Ге­ний», «ка­пи­тан ин­ду­ст­рии», Кау­пер­вуд, до­би­ва­ет­ся ус­пе­ха, пе­ре­сту­пая все юри­ди­че­ские и за­ко­ны мо­ра­ли во имя Успеха. Кау­пер­вуд стал мо­де­лью для мно­гих со­вет­ских «про­из­вод­ст­вен­ных» ро­ма­нов 20-ых, 30-ых го­дов, а их ге­рои, «ко­ман­ди­ры про­из­вод­ст­ва», бы­ли со­вет­ской трак­тов­кой об­раза че­ло­ве­ка Де­ла.
Из­да­ва­лись так­же про­из­ве­де­ния Дже­ка Лон­до­на, в ко­то­рых ге­рои до­би­ва­ют­ся по­бе­ды в не­ве­ро­ят­но слож­ных ус­ло­ви­ях, сверх­че­ло­ве­че­ским на­пря­же­ни­ем сил, в жерт­ву ему при­но­сит­ся са­ма че­ло­ве­че­ская жизнь.
В рас­ска­зе Лондона «Во­ля к жиз­ни», два парт­не­ра-зо­ло­то­ис­ка­те­ля, один на один с «бе­лым без­мол­ви­ем» снеж­ной пус­ты­ни Клон­дай­ка, не­сут свою до­бы­чу, пы­та­ясь до­б­рать­ся до бли­жай­ше­го пор­та. Они бы­ли парт­не­ра­ми по биз­не­су, сей­час они вра­ги, борь­ба идет за то, кто вы­жи­вет в не­че­ло­ве­че­ских ус­ло­ви­ях, то­му кто вы­жи­вет дос­та­нет­ся зо­ло­то. Рас­сказ чрез­вы­чай­но по­нра­вил­ся Ле­ни­ну, по-ви­ди­мо­му, идея ус­пе­ха лю­бой це­ной, бы­ла близ­ка са­мо­му ду­ху со­­­­­в­е­т­ско­й эко­но­ми­ки, за ус­пех ко­то­рой за­пла­ти­ли жиз­нью мил­лио­ны.
Ка­че­ст­ва ге­­­­­­­­­­­­­­­­р­оев Лон­до­на ста­но­вят­ся мо­де­лью для под­ра­жа­ния и ши­ро­ко про­­п­а­г­ан­­д­и­­ровались в со­вет­ской ли­те­ра­ту­ре и ки­не­ма­то­гра­фе. Прав­да, бор­цов за лич­ный, пер­со­наль­ный ус­пех при­шлось транс­­­­­­­­­­­­ф­­­о­­­р­­­ми­­ро­ва­ть в бор­цов за все­об­щее бла­го.
Чер­та­ми ге­ро­ев Дже­ка Лон­до­на об­ла­да­ли пер­со­на­жи ро­ма­на «Как за­ка­ля­лась сталь» и филь­ма «Ком­му­нист». На­зва­ние филь­ма «Вре­мя впе­ред», по­­­с­в­я­­щ­­е­­нного рос­ту со­вет­ской эко­но­ми­ки — на­зва­ние од­но­го из рас­ска­зов Дже­ка Лон­до­на. Пер­со­на­жи всех этих про­из­ве­де­ний со­циа­ли­сти­че­ско­го реа­лиз­ма при­но­сят в жерт­ву тру­до­во­му ус­пе­ху, но не лич­но­му, а об­ще­ст­вен­но­му, не толь­ко свою лич­ную жизнь, но и жизнь все­го кол­лек­ти­ва.
Но, в по­след­ние де­ся­ти­ле­тия со­вет­ской вла­сти, идея личного ус­пеха, так­же, как и на За­па­де, за­хва­ти­ла со­вет­ский сред­ний класс, — «… и в со­вет­ских ус­ло­ви­ях то­же мож­но бы­ло до­бить­ся зна­чи­тель­но­го ма­те­ри­аль­но­го ус­пе­ха и вы­со­ко­го об­ще­ст­вен­но­го ста­ту­са, ес­ли вкла­ды­вать столь­ко сил и энер­гии сколь­ко здесь.» Жур­на­лист-им­ми­грант Алек­сандр Ге­нис.
Прав­да, в со­вет­ской жиз­ни бла­га жиз­ни нельзя бы­ло по­лу­чить упор­ным тру­дом. Са­мо­от­вер­жен­ный труд мог дать лишь не­боль­шую при­бав­ку к ни­щен­ской зар­пла­те. Бла­га мог по­лу­чать лишь тот, кто во­шел в но­менк­ла­ту­ру, эко­но­ми­че­скую или по­ли­ти­че­скую, кто при­спо­саб­ли­вал се­бя к сис­те­ме, т.е. жерт­во­вал всем, вклю­чая соб­ст­вен­ные убе­ж­де­ния и мо­раль­ные прин­ци­пы.
Как пи­сал Сал­ьва­дор Мар­дар­ка­да, ис­пан­ский пи­са­тель, пу­те­ше­ст­во­вав­ший по все­му ми­ру, — «Аме­ри­кан­ская муд­рость гла­сит, — «Нау­чись не ду­мать о дру­гих. Ес­ли ты не бу­дешь без­раз­ли­чен к дру­гим, ста­нешь жерт­вой сам.» Это фор­му­ла при­ме­ня­ет­ся и в Рос­сии. Та­кое впе­чат­ле­ние, что, для боль­шин­ст­ва рус­ских и аме­ри­кан­цев, жизнь — вой­на всех про­тив всех, в ко­то­рой нель­зя се­бе по­зво­лить доб­ро­ту, от­зыв­чи­вость и со­стра­да­ние к дру­гим.»
С раз­ви­ти­ем про­из­вод­ст­ва то­ва­ров ши­ро­ко­го по­треб­ле­ния желание улучшить ма­те­ри­аль­ную сто­ро­ну жиз­ни в Со­вет­ском Сою­зе, так­же, как и на За­па­де, ста­ло до­ми­ни­рую­щи­ми во всех сло­ях на­се­ле­ния, и идео­ло­гия, про­воз­гла­шав­шая вы­­с­оты человеческого ду­ха, ста­ла пус­тым ко­­к­оном без со­дер­жа­ния. Идео­ло­гия бы­ла не­об­хо­ди­ма в те вре­ме­на ко­гда раз­ви­тие тя­же­лой ин­ду­ст­рии бы­ло ос­нов­ной за­да­чей со­вет­ской вла­сти. Идео­ло­гия да­ва­ла мо­раль­ное оп­рав­да­ние все­об­щей ни­ще­те, цели государства, окруженного врагами, были важнее целей индивидуальной жизни. В се­го­дняш­ней Рос­сии идея ус­пе­ха всту­пи­ла лишь в свою пер­во­на­чаль­ную фа­зу, и ко­ли­че­ст­во по­бе­ди­те­лей по­ка не­зна­чи­тель­но. В США ус­пех был на­цио­наль­ной ре­ли­ги­ей с мо­мен­та ос­но­ва­ния стра­ны и стал дос­ту­пен мно­гим.
Идея ус­пе­ха, борь­бы за ме­сто под солн­цем, су­ще­ст­во­ва­ла, од­на­ко, не толь­ко в аме­ри­кан­ской жиз­ни, но и в ев­ро­пей­ской. «Ев­ро­пей­скую меч­ту» пы­та­лись реа­ли­зо­вать Рас­тинь­як, Люсь­ен Шар­ден, Джуль­ен Со­рель, Ре­бек­ка Шарп и мно­гие дру­гие ге­рои и ге­рои­ни ев­ро­пей­ской ли­те­ра­ту­ры. Но они ви­де­ли в бо­гат­ст­ве не цель, а сред­ст­во, клю­ч к две­рям, ве­ду­щим в выс­ший свет, где обя­за­тель­ны­ми бы­ли эс­те­тизм, куль­ту­ра чувств, изо­щрен­ный ум, бо­гат­ст­во лич­но­сти. Они за­пла­ти­ли за во­пло­ще­ние сво­ей меч­ты о бо­гат­ст­ве нрав­ст­вен­ным рас­па­дом.
Аме­ри­кан­ская ли­те­ра­ту­ра, сле­дуя ев­ро­пей­ской тра­ди­ции от­но­ше­ния к бо­гат­ст­ву, так­же ви­де­ла по­бе­ду в борь­бе за ус­пех как нрав­ст­вен­ное по­ра­же­ние ге­роя, как по­те­рю его глав­ной цен­но­сти, лич­­­­н­ости.
Мар­тин Иден, ге­рой Дже­ка Лон­до­на, вска­раб­кав­шись со дна об­ще­ст­ва до са­мых вер­шин, под­во­дя итог сво­им дос­ти­же­ни­ям, кон­ча­ет с со­бой. Он со­сто­ял­ся как ак­тив­ный бо­рец за ус­пех, но как лич­ность умер, и са­мо­убий­ст­во ста­но­вит­ся ло­ги­че­ским ша­гом, лич­ность ис­чез­ла. А без нее, че­ло­век, как го­во­рил аме­ри­кан­ский фи­ло­соф Ральф Эмер­сон, про­сто «ма­ши­на для до­бы­ва­ния де­нег».
Жиз­нен­ное по­ра­же­ние, ко­то­рое тер­пят в по­го­не за ус­пе­хом ам­би­ци­оз­ные ге­рои Скот­та Фит­цд­же­раль­да, Эп­то­на Синк­ле­ра, Синк­лер Льюи­са, в пер­вой по­ло­ви­не 20 ве­ка, и ге­рои Фолк­не­ра, Стейн­бе­ка, Уор­ре­на, Ар­ту­ра Мил­ле­ра, во вто­рой по­ло­ви­не ве­ка, от­­­­­­­р­­а­­жало со­мне­ния ин­тел­лек­ту­аль­ной эли­ты в на­цио­наль­ном идеа­ле, в Американской Мечте. Тра­ге­дия их ге­ро­ев бы­ла ре­зуль­та­том са­мо­об­ма­на, ве­ры в то, что эко­но­ми­че­ские дос­ти­же­ния един­ст­вен­ная цель че­ло­ве­че­ской жиз­ни. При­но­сит ли ус­пех удов­ле­тво­рен­ность со­бой и жиз­нью, за­да­ет во­прос ли­те­ра­ту­ра социального реализма.
В од­ной из пьес Ар­ту­ра Мил­ле­ра, в «Смер­ти ком­ми­воя­же­ра», жизненное кредо героя, Вил­ли Ло­ме­на, — «The only dream you can have то become the number one man» (един­ст­вен­ная меч­та, ко­то­рую ты мо­жешь иметь, это стать пер­вым). Вилли Ломен не стал «the number one man», и в конце пье­сы он кон­ча­ет с со­бой, его са­мо­убий­ст­во край­няя точ­ка, экс­тре­маль­ная ре­ак­ция на раз­оча­ро­ва­ние в са­мом се­бе, в сво­ей че­ло­ве­че­ской цен­но­сти.
Но да­же те, кто, в от­ли­чии от Вил­ли Ло­ме­на, стал «the number one» в ре­аль­ной прак­ти­ке де­ло­вой жиз­ни, чув­ст­ву­ют, что ус­пех не при­нес им то­го, к че­му они стре­ми­лись — пол­но­цен­но­сти су­ще­ст­во­ва­ния, сча­стья.
На пер­вом спек­так­ле «Смерть ком­ми­воя­же­ра» в за­ле со­брал­ся «весь свет» Нью-Йор­ка, эли­та, по­бе­ди­те­ли, пер­вые но­ме­ра. В этот пер­вый ве­чер, так и по­том, мно­го раз по­сле то­го как за­кан­чи­вал­ся спек­такль и опус­кал­ся за­на­вес, в за­ле на­сту­па­ло мол­ча­ние, ни ап­ло­дис­мен­тов, ни хло­па­нья стуль­ев, ни гу­ла го­ло­сов. Мно­гие уже вста­ли, они дер­жат в ру­ках свои паль­то, но за­тем са­дят­ся сно­ва, осо­бен­но муж­чи­ны. Си­дя, они на­кло­ня­ют­ся впе­ред, что­бы не бы­ли вид­ны их ли­ца, а не­ко­то­рые пла­чут от­кры­то, не в си­лах скрыть ни от се­бя, ни от дру­гих, что судь­ба Вил­ли Ло­ме­на — это их судь­ба. Они, «по­бе­ди­те­ли», ас­со­ции­ру­ют се­бя с не­удач­ни­ком Вил­ли.
Ста­ли ли вы по­бе­ди­те­лем, «number one», или по­тер­пе­ли по­ра­же­ние, вы про­иг­ра­ли с то­го са­мо­го мо­мен­та, как толь­ко по­ве­ри­ли в идею ус­пе­ха. Ус­­­­­­­пе­х — это шоры, щит­ки на гла­зах ра­бо­чей ло­ша­ди, она долж­на знать и ви­деть толь­ко до­ро­гу, чувствовать все ее детали и нюансы, и окружающий дорогу ландшафт перестает существовать, спо­соб­ность ощу­щать кра­­­­­­­с­­­о­чность и объ­ем ок­ру­жаю­ще­го ми­ра ат­­р­о­­фи­­р­уется мно­го­лет­ней при­выч­кой смот­реть толь­ко впе­ред.
Ус­пех — это ак­т ­ре­­­­а­­­­­ли­­за­ции се­бя в эко­но­ми­че­ском ста­ту­се, со­ци­аль­ном по­ло­же­нии, но тре­бу­ет так­же от­ка­за от тех радостей, которые приносит сам процесс жизни. Вся жиз­нен­ная энер­гия ухо­дит на необходимое для успеха при­спо­соб­ле­ние к об­стоя­тель­ст­вам и «нужным» лю­дям. Но вот цель достигнута, можно начать жить. Но об­ла­да­ние бо­гат­ст­вом еще не оз­на­ча­ет уме­ния им поль­зо­вать­ся, аме­ри­кан­ская куль­ту­ра не вос­пи­ты­ва­ет то­го ис­кус­ст­ва жить, на­сла­ж­дать­ся всем ши­ро­ким спек­тром материального богатства, куль­ту­ры, искусства, общения, ко­то­рое ха­рак­тер­но для при­ви­ле­ги­ро­ван­ных клас­сов Ев­ро­пы.
И это не се­го­дняш­няя тен­ден­ция, так бы­ло и во вре­ме­на То­к­ви­ля, ко­гда идея лич­но­го ма­те­ри­аль­но­го ус­пе­ха, как цель жизни, толь­ко за­ро­ж­да­лась, — «Аме­ри­кан­цы ни­ко­гда не удов­ле­тво­ре­ны тем, что у них есть. Они идут от ус­пе­ха к ус­пе­ху, но, в про­цесс по­го­ни, у них нет вре­ме­ни по­лу­чить от не­го ра­дость. Они долж­ны дви­гать­ся даль­ше. У них нет вре­ме­ни по­лу­чить удо­воль­ст­вие от то­го че­го они уже до­би­лись. Так они и до­би­ра­ют­ся до ста­рос­ти не вку­сив пло­дов сво­его тру­да.»
Как го­во­рят аме­ри­кан­цы, посвятившие жизнь погоне за успехом, — «Мы на­чи­на­ем жить толь­ко в пен­си­он­ном воз­рас­те», но эта иллюзия, которой тешат себя стареющие американцы, не подтверждается в практике жизни, — «Эти не­сча­ст­ные, бо­га­тые ста­ри­ки во Фло­ри­де и Ка­ли­фор­нии, ко­то­рые не зна­ют что де­лать с со­бой. Они име­ют дос­та­точ­но де­нег, что­бы по­зво­лить се­бе поч­ти все. Но­вые ма­ши­ны и но­вые ле­кар­ст­ва, но­вые дие­ты и но­вые ре­ли­гии, но­вые филь­мы, луч­ший кли­мат на зем­ле и в, то же вре­мя, они про­еци­ру­ют та­кое убо­же­ст­во, та­кую ни­ще­ту жиз­ни, ко­то­рую вряд ли мож­но встре­тить в ка­ком-ли­бо дру­гом мес­те.» Италь­ян­ский пи­са­тель Бар­зи­ни.
В про­цес­се по­го­ни за ус­пе­хом же­ла­ние вос­поль­зо­вать­ся уже соз­дан­ным бо­гат­ст­вом ос­та­нав­ли­ва­ет фор­му­ла Вре­мя-День­ги. Вре­мя, ис­т­ра­чен­ное на се­бя — это вре­мя от­ня­тое у воз­мож­но­стей за­ра­бо­тать еще боль­ше. Придя к финишной ленточке успеха, и получив призы, победители оказываются в стороне от общей дороги, на обочине, некому более не нужные и забытые даже своими детьми. В тот мо­мент, ко­гда, на­ко­нец, есть и вре­мя и день­ги, ока­зы­ва­ет­ся, что они не вы­ра­бо­та­ли ис­кус­ст­ва жиз­ни, уме­ния на­сла­ж­дать­ся са­мим ее про­цес­сом.

автор михель
обсудить на Социофоруме

История из журналистской практики. (Из откровений пьяных ментов)

Как известно, в системе МВД существует ротация руководящих кадров. И вот в маленький, задрипанный городишко N. назначают нового начальника ГОВД. Он, разумеется, начинает перетаскивать на новое место корешей-земляков. Среди прочих в N. на должность начальника ОБНОНа (отдела по борьбе с незаконным оборотом наркотиков) переводится… ну, назовем его Васей Пупкиным.

К слову, N. славился обилием наркоманов-«чернушников». И вот Пупкин для начала серьезно «закрутил гайки»: часть наркоторговцев извел, оставшихся обложил данью. И жить бы ему да поживать спокойненько, но обуяла нашего Пупкина жадность. На выходных он стал мотаться по области, скупая маковую соломку, а жену с дочерью подрядил варить «ширку» Естественно, кому надо, отстегивал и чувствовал себя в полной безопасности, ибо кто же приколебается к начальнику ОБНОНа?! Семейное предприятие процветало, но случилась одна неувязочка. Как-то раз, когда Пупкин в очередной раз уехал за сырьем, к его жене пришли два «наркома». Денег у них не было, дозу просили в долг. Та не дала. А эти двое были какими-то совершенно «левыми» беспредельщиками, тем более нарк в состоянии ломки способен на что угодно. И вот один из них возьми да и выстрели из обреза в ногу мадам Пупкиной. О том, что случилось с нарками, история умалчивает. Мамзель Пупкина, естественно, вызывает «скорую». Приезжают медики и констатируют огнестрел, о котором положено заявлять. Приезжает милиция. По ходу дела, в маленьком городишке каждая собака знает дом начальника ОБНОНа, и известие о стрельбе там поставило на уши весь горотдел. Соответственно, на место происшествия выехали немедленно. Нда. И вот прибывшая милиция видит в доме уважаемого человека реальную нарколабораторию. Менты тихо фигеют. Спрашивают у мадам Пупкиной, которую как раз запихивают в карету «неотложки»: где муж? Та «честно» отвечает, мол, на рыбалке. И в этот самый момент, как рояль из кустов, появляется сам Пупкин с мешком маковой соломки.

Говорят, Пупкин отделался легким испугом. А стрельба в его доме, по официальной версии, случилась из-за того, что двое наркозависимых граждан из личной неприязни пришли в дом Пупкина, но, не застав дома оного, выстрелили в его супругу из обреза охотничьего ружья…

автор кошка- koshka

упыри

Жизнь огня

Уверен, вы не знаете эту историю, да и я узнал ее по случаю от одного чудаковатого господина, и не придал бы значения, если бы через несколько лет не услышал ее вновь. Истории были удивительно разные — одна сумбурная, с бесконечными отвлечениями на устройство цирка и сплетениямя в нем жизней артистов. Другая история была горячая, она пылала, светилась, наполнялась музыкой циркового оркестра, пусть и усталого, но отчаянного. Я даже не сразу понял, что это одна история, а когда половинки сложились, она обрела для меня такую степень явственности, которую я не получил бы и будучи сам свидетелем.

В том цирке выступа одна молодая особа, которая единственно, что умела — это быть любимой. И был ее талант такой силы, что он стоил показа людям. Сама эта особа ничего о том не подозревала, она искренне думала, что ее задача выходить на сцену в блестках и плюмаже только для того, чтобы вывести за руку иллюзиониста, дрессировщика или даже шпрехшталмейстера. Нередко она прибегала вся в слезах к директору, похожему на красную жабу со стрельчатыми усиками, и рыдая говорила, что сегодня уже она совершенно некрасива, и может только испортить номер своим появлением. Директор, человек сильный, из бывших борцов, в такие появления невольно пытался убрать со стола бутылку виски и лишние бумаги, и сам смущался странных своих жестов. Тогда он обыкновенно говорил:
— Элин, голубушка, ну что ты такое говоришь? Ты сегодня прекрасна, я прямо таки умоляю тебя выйти на сцену.
— Я все испорчу, не обманывайте меня! Вы… вы… грязный мерзавец, вы лжете, чтобы посмеяться надо мной!
— Элин, прекрати, я нижайше вымаливаю у тебя прощения, раз задел. Вытри слезки и поверь человеку, который умеет делать деньги — ты выглядишь на пятьдесят тысяч, не меньше, — директор был достаточно умен, чтобы не называть сумму намного большую, чем годовое жалование Элин.
Элин еще содрогается от рыданий, уткнувшись в ладошки и послушно кивает:
— Да, господин директор. Я не понимаю, почему мне надо выходить, но раз вы просите, я выйду.

огонь

Директор, холодный и жесткий для всей труппы, был не менее других поглощен властью обаяния Элин. Увидев ее дегератип, вы верно изумились бы почему так вышло — обычное чуть скуластое лицо, прямой нос, хорошая фигура. Все это ни в коей мере не отражает ее таланта и в цирковом обществе не выглядит чем-то изумительным. Перед выходом на сцену она дрожала волнением, на нее едва ли не жалко было смотреть, столько в ней было неуверенности, готовности к испугу и жажды дарить себя. Но с первым лучом ламп за открывающимся занавесом, она начинала расцветать, наполняться светом. Она купалась во внимании, она переполнялась любовью ко всему миру сразу. Ее губы и глаза в окружении макияжных искр так сверкали улыбкой, что радость разливалась по всему ее телу, и текла дальше, заполняя сцену, а потом и зал. Возможно, вы видели гипнотизеров, обладающих необыкновенной магнетической силой во взгляде, порою они вас принуждают к чему-то и вы ничего не имеете против. Сходным был дар и Элин: неуловимо играя глазами, она вылавливала обычные чувства людей: смех ребенка, раздражение жилистой дамы на шумного соседа, вожделение мужчины с тучными щеками. И поймав все эти нити чувств, она аккуратно их начинала тянуть, то ослабляя мимолетным будничным жестом, то мягко и уверенно вытягивая на себя ясною яростью глаз. Так опытный рыбак вытягивает рыбу на нити, которую рыба могла бы оборвать одним лишь резким движением, дай ей только возможность сопротивляться. Совершенно не зная, что делает, она упрашивала, умоляла, вела, заставляла и принуждала любить ее. И Элин купалась в этой любви и была истинно в ней счастлива. Вернувшись в кулисы, она радостно подпрыгивала, звонко смеялась, хлопала в ладошки, подпрыгнув, хлопала по макушке силача Селантия, целовала клоунов, пачкаясь в их гриме, и оставляя в смятении и радостном шоке. Она курила с грузчиками и порывалась помочь мыть животных.

Работал также той труппе один сезон известный иллюзионист сорока двух лет. Он был сух, учтив, во всем своем изрядном скарбе лично наводил порядок. И уже через неделю выступлений его словно подменили — он стал капризен, настойчиво требовал у директора, чтобы тот поставил Элин ассистенткой ему в номер. Даже грозил тайно сбежать с ней, чего конечно, сделать не мог бы, не потеряв репутацию в тесном цирковом мирке, надежного и успешного артиста. Однако же он сдался, получив от директора заверение, что тот для Элин почти как отец, но она вольна быть с кем ей вздумается, если дело не касается арены. Не уловив тайного смысла, Джанис, так звали иллюзиониста, воспрял духом, словно такая мысль не приходила ему. Очень быстро труппа поняла, что он влюблен на всю голову, и даже как-то вздохнула с облегчением. Элин все равно получала свое внимание, и людей выматывала безысходная и бесполезная любовь к ней. Джанис же, сближаясь с ней, получал сполна почти всю ее любовь, обыкновенно рассеянную в пространстве, и никому конкретно не принадлежавшую.

Элин стала разгораться страстью, как фитиль, ведущий к шутихе. Воистину, она была готова любить и ответила на чувство Джаниса такой неуемной страстью и даже преданностью, что немало смутила его. Гастроли труппы в то время проходили на юге Франции, и под конец лета заботы людей заметно поубавили наплыв. С началом же осени, стали появляться выходные, и у Элин с Джанисом образовалось больше времени, чем они могли надеяться. Джанис тем временем заметил, что не может вести упражнения в своем искусстве в присутствии Элин, но и попросить ее не наблюдать, было выше его сил. Элин сидела в углу павильона, где работал Дженис, и, как ей казалось, наблюдала за ним с тихим восторгом. Восторг, однако, разливался вокруг нее тугими искристыми волнами, и игнорировать ее присутствие было невозможно. Уже несколько раз у Джениса срывался фокус по причине случившейся с ним рассеянности. Во время выступления терялись карты, неплотно закрывались крышки. Однажды Дженис не полностью поместил голубя в клетку, которая улетая механизмом сквозь столешницу, взорвала птицу фонтаном перьев крови. Директор с пониманием отнесся к конфузу, и не стал рядиться за снижение гонорара.

Элин не отходила от своего возлюбленного ни на шаг, жадно ловила каждое его слово, каждый жест. Она с такой готовностью смеялась над его шутками, что словно бы высосала их из него, оставив лишь улыбчивое спокойствие. В один из тихих вечеров сентября Дженис пригласил Элин в лучший ресторан городка, где стояла труппа. Девушка была в тот вечер тиха и очарована.
— Знаешь, Джи, тут так красиво, лампы горят так, словно шепчут нам электрическими словами свои маленькие секреты…
— Прости, сюда лучше пепел стряхивай, а соусницу мне отдай.
— Да, Джи, все что угодно тебе отдам, все, что в моих силах. Как интересно здесь расписаны стены…
— Да, я заметил. Прямо поверх лица планки набили.
— И эти шторы… они такие задумчивые, у них кисти кажутся по-особенному торжественными. Ты замечал, что золотые кисти придают особенную торжественность?
— Да, наверное. Только лучше бы та почтенная женщина, что моет полы, поднимала бы эти шторы, а не водила бы щеткой прямо по кистям.
— Как это прекрасно — поднимать шторы. Как занавес. Я обожаю смотреть, как поднимается занавес, мне при этом кажется, что вверх взлетает весь мир. Представь, если вверх взмоют разом все дома, все деревья, все люди. Это так сказочно. А эти почтенные люди…
И тут Элен провела по залу тем своим особым взглядом. Она вновь не осознавала, что делает. Люди прекратили есть, прекратили пить и размахивать бокалами с вином, стих звон вилок и даже шелест салфеток. Несколько дам после паузы нарочито громко заговорили, но тем более странными стали их голоса. Дженис тревожно зашептал:
— Эли, что ты делаешь, остановись!
— Что я делаю, Джи? Посмотри, как прекрасны эти люди, сколько в них тепла, как они уютны здесь…
— Эли, молю тебя, посмотри на меня. Смотри за этой салфеткой! — салфетка стала двигаться в руках словно бы сама по себе, тем особым движением, который захватывает внимание и отвлекает от того, что иллюзионист не таясь достает из кармана.
Элин, однако, на этот раз не заметила его усилий. В это самое мгновение огонь дошел до шутихи, и Элин вспыхнула в полную силу своего таланта. И она его осознала. Дженис что-то беззвучно кричал, его рот раскрывался, лицо стало красным. Все заглушил мощный органный аккорд взгляда Элин. Ее лицо стало более скульптурным, более объемным, оно отрицало все, что происходило вокруг. В глазах играло пламя, она упивалась своей силой, и только Джениса сейчас обделила своим искусством. Мягко улыбнувшись, она произнесла бархатным нежным голосом:
— Дженис, милый, выйди немедленно вон.
Не понимая, что происходит, Дженис бросился к выходу, обходя стоящих официантов, замерших в проходах людей. Он почувствовал, что его захватывает желание замереть на месте, сгореть немедленно от нахлынувших чувств, и это напугало его сильнее ночного кошмара. Он выскочил на мостовую, сложился пополам, тяжело дыша. Дерганным движением ослабил галстук и оторвал верхнюю пуговицу на рубашке. Его трясло от жара.

Разъяренные люди этой ночью не нашли Элин и Джениса. Чтобы просто выместить зло за потерявших разум горожан, они сожгли цирк. Они боялись. Боялись, когда говорили с вышедшим к ним директором, дрожали от страха, когда бежали, топча его. Их пугала мысль потерять разум от любви, и они и жаждали найти Элин, и страшились того.

На этом история Элин заканчивается. Мне лично она кажется прекрасной.

автор suavik

авторский сайт

Память

У меня всегда была тяга к старым вещам. Причём, чем старше они были, тем больший восторг они вызывали. Мама всегда ругалась, что я сделала из своей комнаты склад. Я тащила туда все старое, ненужное, забытое. Но я видела в этих вещах свою прелесть. Мне казалось, что они говорят со мной. Не в прямом смысле, конечно. Но когда я брала в руки полувековые бусы из стекляруса (как и любую другую вещь), в моем воображении всплывали картины. Я видела, как эти бусы бережно брала в руки молодая женщина. Видела её пальцы, кольцо на безымянном пальце, видела, как она украшала ими прекрасные шею и грудь, от которых мужчины сходили с ума. Видела, как эта же женщина отдавала бусы своей шестилетней дочери, лежа при смерти на больничной кровати. Как девочка плакала, держа их в руках. Потом девочка выросла, а бусы положила в шкатулку на антресоль. Там же их обнаружили новые хозяева квартиры, откуда бусы отправились на помойку. А мне было десять лет, когда я трясущимися руками подняла эту драгоценность и принесла домой. Не знаю, фантазии это мои были, или правда, но я чувствовала эту вещь. В ней была жизнь. Жизнь других людей, чужих и незнакомых.
И таких вещей было у меня предостаточно. Потом я стала более разборчива в выборе «антиквариата». Пока совсем не перешла на него. Я мечтала научиться вдыхать в старые вещи новую жизнь. Так я стала реставратором. Но мало кто из моих коллег мог понять моего восторга, когда я брала в руки подпорченную картину или растрескавшуюся от времени старинную вазу. Для них это была работа. Для меня – жизнь.

Каков же был мой восторг, когда меня пригласили в интернациональную группу, занимающуюся реставрированием памятников архитектуры. В группе от России было десять человек. Первым нашим объектом был средневековый замок в Англии. К своему стыду, я плохо знаю историю. И даже не имела представления, куда еду, сколько лет этому замку, и что там надо реставрировать. Но одна мысль прикоснуться к столь величественной старине приводила меня в почти священный трепет.
Так получилось, что из десяти человек, я была единственным представителем слабого пола. Должна была поехать ещё одна женщина, но её муж был категорически против. Я, естественно, не замужем. Кавалеры, привлеченные моей внешностью, конечно, были. Но они быстро кончались, сталкиваясь с моей «ненормальной» тягой ко «всякой старинной фигне», как выразился один из них.
Итак, мы прибыли на место. Передо мной возвышался огромный каменный великан с массивными стенами, заброшенным садом, на территории которого располагалось столь же заброшенное кладбище. Здесь все дышало прошлым. Каждый камень мог рассказать свою историю о том, кто здесь жил на протяжении многих веков. Для всех эти камни были холодными, безжизненными. А я чувствовала их тепло. Нет, не их. Тепло тех, кто здесь жил. Время не уничтожило их следы. Для меня, по крайней мере.
Замок был словно пронизан следами прошлого. Это какие-то нити энергии. Ощущать эти нити я стала только здесь. Нет, это не пустое место. Здесь люди жили. Любили, страдали, радовались, печалились, рождались и умирали. А мы, слепцы, ходим и не чувствуем этого. Говорим о какой-то ерунде: как шлифовать камни, какие вставлять окна, двери, где вешать ковры. Здесь будет то ли чья-то резиденция, то ли музей. Да разве десять человек справятся с этой махиной? Ах да, Михаил Юрьевич, руководитель нашей группы, вчера сказал, что будут ещё французы, немцы, англичане, естественно. Но начинать будем мы. Удивительное доверие оказано России!

Когда первый рабочий день подошёл к концу и все отправились по своим комнатам (мы жили пока что прямо в замке), я отправилась в бальную залу. Вот здесь был трон, и сидел хозяин замка. Здесь стояли длинные столы, за которыми проводили пиршества. Здесь играли музыканты. И танцевали пары под их чудесную музыку. Нити энергий пронизывали пространство, проходили сквозь меня. Продвигаясь по зале, я чувствовала, как они меняются. Здесь кто-то когда-то кому-то в любви признавался. Здесь священник благословлял молодых, но брак не был удачным. Здесь отец держал на руках мертвого сына. Стоп! Нити здесь больно ранили. Я чувствовал боль этого человека. Боль, которой уже сотни лет. Я поспешила уйти из этого места. И попала в другое. Здесь счастливые пары танцевали под красивую музыку своего времени. Нити здесь были лёгкими, ласкающими. Я сама закружилась в этом танце.
— Анна, — услышала я голос, разлетевшийся эхом по зале.
— Михаил Юрьевич, — я остановилась и посмотрела на него. И раскраснелась от неловкости, представив, в каком виде он меня застал.
— Почему вы ещё не спите?
— Я хотела посмотреть залу.
— А вы не боитесь призраков?
— А разве они существуют?
— А разве в таком старинном замке обойдется без них? — он добро засмеялся. – Вы красиво танцуете. Позвольте пригласить вас.
Я подала ему свою руку. И мы закружились в ритме неслышимого вальса. Я была влюблена в него. И каждое его прикосновение дарило мне неимоверную радость. А он лишь улыбался и продолжал двигаться в заданным им же ритме танца.

Эту ночь мне не спалось. А, по известным причинам, комнату занимала я одна. Я ворочалась на раскладушке, но Морфей все не спешил принять меня в свои объятья. Вдруг мне послышалась музыка, дивно красивая, но какая-то старинная. «Ей не меньше четырех сот лет», — подумала я. Но откуда ей было взяться. Все-таки, любопытство побороло страх, и я пошла на эту музыку. Она доносилась из залы, где я сегодня вечером танцевала. Я приближалась к зале. Я слышала эхо от своих шагов. Замок был пуст, не считая десяти реставраторов, девять из которых спали. Мне казалось, что стук моего сердца тоже разносится эхом по этим коридорам.
Я вошла в залу. Она была залита светом свечей. Столы были полны яствами. Мимо них проносились служанки с подносами. За столами сидели гости, а во главе стола – сам хозяин. Мужчина лет сорока с аккуратной бородкой и глазами, преисполненными отваги и благородства. Да, такой взгляд редко встретишь у современных мужчин. В левом углу играли музыканты. А по залу в красивом медленном танце плыли молодые пары. Нет, это не вальс. Не знаю, как назывался танец в Англии шестнадцатого века. Но он был чудесен.
Меня они не видели. Я подошла ближе. Нет, это не призраки. Это как голограммы, воплотившиеся нити энергий, оставшиеся от людей, некогда обитавших здесь. Мой страх пропал. Замок разговаривал со мной. Он показывал мне свою жизнь, свою душу. По моим щекам текли слезы благодарности. Я была готова расцеловать каждый камень в его стене за оказанное мне доверие, за возможность видеть это, за возможность знать, чью историю хранят эти стены…
Видения эти теперь сопровождали меня всюду. И я точно знала, что они – не продукт моей бурной фантазии. Они есть тайна, доступная мне, доверенная мне. Но только ли мне? Иногда мне казалось, что руководитель наш тоже подолгу засматривается в пустое место. Для других пустое. А для меня оно полно жизнью. Правда, жизнью давно умерших людей, часть энергии которых осталась в этих стенах.
Как-то вечером, после окончания работы я вышла на веранду полюбоваться закатом. И замерла, наткнувшись на двух влюбленных, слившихся в поцелуе. Я чувствовала, насколько чиста и нежна их любовь. И пусть их давно уже нет в живых. Более того, я знала, что они никогда и не были вместе, но любовь эта жила в их сердцах всю жизнь.
— Трогательная история, не так ли? – услышала я голос нашего руководителя у себя над ухом.
— Вы… Вы тоже видите их? – спросила я, запинаясь от неожиданности.
— Да, как и вы, Анна.
Тогда он впервые поцеловал меня.

Пройдут ещё столетия. Нас не будет на свете. И кто-то войдет в эти стены, если, конечно, время не уничтожит их. И почувствует ли он нас? Наши радости и горести, любовь и ненависть, счастье и страдание? Сохранит ли замок нас, как память, как невидимые нити энергий, которые не всем дано ощутить? И когда камни сотрутся в пыль, сохранит ли эта пыль память о нас? И я знаю, что да. Люди приходят и уходят, но земля помнит след от каждой ноги, ступавшей по ней…

автор Фантазерка

Случай в метро

(Сценка из жизни)

В ролях:

Агрессор:

Агрессор

 

 

 

 

 

Гордость:

Гордость

 

 

 

 

Романтик:

Романтик

 

 

 

 

Страх:

страх

 

 

 

 

Критик:

Критик

 

 

 

 

Депресняк:

Депресняк

 

 

 

 

Приключилось сие действо на станции метро Дружбы народов, Киев. Местность благоприятная — Печерск, центр — вероятность набрести на такие «прыгоды» практически сведена к нулю. Но я везучий.
Шаркающей кавалерийской походкой я спустился в подземное царство — метро. В наушниках играл Darkseed — Downwards…
Далее следует небольшая пьеска — в театре имени Мизеракля, Великого и Ужасного.
Подходит человек, возраста примерно моего, а может чуть старше. На вид — около семнадцати. Телосложение среднее, опять же. Чуть повыше, чуть уже, чуть жилистее. Не суть. Внешность — ну… хуже, чем «просто и со вкусом», да и одежда не производила впечатления удобной или ухоженой.
Далее следует просьба дать денег на проезд в метро.
(сочувствие) ну, мало ли, вдруг человеку действительно надо… В конце концов, я тоже мог деньги дома забыть. Ладно, дадим…
Как раз вспоминал прочитанные книги Ван Зайчика — а посему был в человеколюбивом настроении.
Деньги дал — ушел товарищ жетон покупать. На эскалаторе догнал. Далее диалог, суть которого:
— Мне до Обухова надо доехать — помоги, дай 6 грн еще.
— Спроси у кого-нибудь другого.
— Да я туда съезжу — телефон заберу, Nokia (хз, модель не помню) — продам, верну деньги, еще и на пивасик тебе дам.
— Не нужно. Я уже сказал — спроси у еще кого-нибудь.
(Человеколюбие) ну, мало ли… Вдруг у человека действительно что-то случилось, ему деньги очень нужны — вот он и бесится, даже угрожать пытается…
<Критик>да, и именно поэтому он пытается их добыть у тебя, хотя вполне мог бы уже у остальных насобирать нужную сумму. Да и история про телефон, мягко говоря, неправдоподобна.
— Да ты понимаешь, что я могу сейчас эти деньги просто у тебя забрать?
— Мы в метро. Флаг в руки, барабан на шею — пробуй. Dixi.
<Романтик> Классно, черт побери… Вот и приключение — наконец-то!
<Критик> На свою задницу.
<Агрессор> Таак… Ну, это мы сейчас посмотрим — кто нашел, и на чью задницу. А подать нам его сюда! :x *озвучивалось легким скрипом зубов*
<Критик> Заглохни и поумерь гормоны. Взять с него нечего — да и наверняка разнимут. А из-за твоего адреналина приобрести пару легких повреждений, но при этом ничего ценного не получить — нафиг надо.
<Страх> Может все-таки отдать ему нужную сумму, и все? Зачем оно? :cry:
<Гордость> Схренел :shock: ? И кем ты будешь после этого?
<Критик> Огневая задача: ничего не потерять, из ситуации выйти. Игнорировать? Ладно, подождем развития событий.
<Депрессняк> Да идите вы все к черту. И вместе с этим укурком заодно. Это неинтересно, грусно, скучно… И он не стоит внимания, и вообще мало что на свете стоит внимания… А надо идти.
<Критик> И вообще мы все умрем :D . Ладно, идти действительно надо.
— А ты понимаешь, что я сейчас просто поеду за тобой, и, когда выйдем из метро, по шее дам и все отниму?
<Депрессняк> Плевать. Черт, как же я устал… :o
— …
Уезжаю, этот пропадает где-то. Материального ущерба нет, морального тоже… Вот только настроение напрочь было испорчено.

 

автор Мизеракль

Навеяно поездкой в Питер

Он выбрал ее из тысячи глыб и забрал себе. Ласково трогал ее горячими сухими руками, и этот жар от рук проникал глубоко внутрь, вызывая трепет. В этой бесформенной холодной глыбе белого камня увидел он красоту и воссоздал. Нежно сбивая все лишнее, то, что мешало и скрывало, через боль, пот и пыль вырисовывал очертания своей мечты. С изящных тонких плечиков ее сдувал он осыпающиеся камни, и лицо его излучало свет – она помнит каждую его черточку, каждую морщинку. Иногда забывшись, облокачивался на нее, и ей грезились любовные объятья, а точеные белые ножки жаждали оказаться между его ног. Каждый день приходил он к ней, прикасаясь к ее завершенному совершенству линий, рассказывая о своих снах или о событиях за день. И она жадно ловила каждое его слово.

А потом пришла «она»… Как похожа! Только живая, из крови и плоти, с нежной бархатной кожей, настолько тонкой, что можно было разглядеть пульсацию алой жизни в венах, с прекрасными голубыми глазами и непокорными кудряшками, с пухлыми розовыми губками, которые так забавно выпячивались и завораживали. Она весело женственно смеялась божественным голосом, и в ее упоительный запах нырял он, как в омут, с головой.

У него была богатая жизнь, много детей, у которых были свои дети… Тогда и небо было голубее, и солнце ярче! И люди радостнее! И он приходил к ней каждый день, а она упивалась голосом, рассказывающим о дальних странах, о людях, о смерти, до последнего его вздоха… Она поняла, что смерть – это когда любимый вдруг перестает быть. А что делать ей? Лишь помнить о нем и видеть тех, кто после него вдыхает полной грудью радость жизни.

Пришел воин в доспехах и красном плаще, увидел ее и забрал. Камень замотали в какие-то тряпки и увезли. Это был дворец! Столько золота, драгоценных ваз и роскоши она никогда не видела. Подошел плотный мужчина в белой тоге, удовлетворенно погладил ее пухлыми пальцами и улыбнулся. Его душа была черна, полна грязных мыслей и желаний, как и его тело, обросшее жиром, забыло о единении с Миром. Здесь в этом зале он хватал служанок за ягодицы, распивал вино с друзьями, строил коварные заговоры. И здесь же был убит ударом кинжала в спину. Молодой, бедно одетый парень вытер окровавленные руки о его белую тогу и поднял на нее глаза. Испуганная, загнанная душа, ищущая свой путь. Холодной улыбкой надежды ответила она изгнаннику. И вскоре он вынес ее из полыхающего дома. Больше она его не видела.

Люди, дома, переезды, войны – все смешалось, слилось в единую картину Величайшего Одиночества. Все видели в ней лишь вещь, восхищались ее фигурой, трогали то, что привлекало. Но никогда ни в одном прикосновении не почувствовала она той любви, которую излучал на нее Создатель. Видела она убийц, предателей, несчастных влюбленных, падших королей, наглых завоевателей – лишь немым свидетелем взирала на происходящее, которое мало трогало. Одинокими холодными ночами она грезила о Нем… Когда-то он говорил, что люди после смерти могут снова придти в мир. Он обязательно вернется!

Ее привезли в холодную страну. Люди здесь очень любили роскошь и веселье, золотая лепка обрамляла потолки, великолепная живопись и гобелены украшали комнаты дворцов. Все так отличалось от виденного ею ранее. Люди в смешных платьях и больших прическах изумлялись античной безупречностью ее форм. Фейерверки, балы, женский смех из-под пышных вееров, стук каретных колес о мостовую – лишь очередная карусель жизни закружила и завертела на какое-то время…

 

Разрушительные взрывы, превращающие в руины все построенное людьми, не пугали ее, возможно, однажды ее также развеет в пыль. Пришли черные кожаные куртки, лица их были жестки и маловыразительны, души черствы, полные зависти к обладающим богатства. Волна ненависти, исходящая от людей, окатила и успокоила, значит скоро конец ее тоскливому одиночеству. Но ей нашли применение. Сначала поставили как колонну, поддерживающую свод дверей – на атланта она не была похожа, как глупы эти люди. Проходящие мимо стучали громко сапогами и пошло ухмылялись, разглядывая белое изящество, созданное любовью. Потом ее выставили в парк посередине цветочной клумбы. Она одиноко стояла под проливным дождем. Крупные капли разбивались о холодный камень на тысячи брызг и образовывали тонкие струйки воды, мягко обволакивающие некогда роскошные очертания. Ноги ее стали серыми от мха, на когда-то белых руках появились трещины. Небо в этом городе часто затянуто серыми тучами, сырость и влага глубоко проникли внутрь камня, в котором память давно умерла вместе с любовью.

Однажды она увидела Его. Этот взгляд! Он подошел, долго вглядывался… Это же я! Неужели не узнаешь? Я так долго ждала тебя!

Он убежал… Как же так?… Я же помню… Это ТЫ!

А потом приехали какие-то люди, краном осторожно погрузили ее и увезли. Над ней с кисточками хлопотали какие-то незнакомцы, но их прикосновения не отторгались, они бережно касались ее каменного тела. А вскоре она снова увидела Его. Счастьем наполнилась улыбка, как будто само солнце, разорвав пелену облаков, спустилось с небес, чтоб согреть ее застывшую в веках душу. Ты со мной, а бОльшего мне и не надо!

Поток туристов не иссякал. Музей работал каждый день, и вечером, когда все закрывалось, Он приходил к ней в пустой зал, лбом прикасался к ее божественным ногам и говорил… как когда-то… А она отвечала ему нежной улыбкой.

Автор Лара Аури (Auri)

Авторский сайт