Звучала музыка. Исходила она от большого белого рояля, за которым сидел молодой человек. Он закрыл крышку, собрал свои инструменты в небольшую сумку. Одет он был скромно, но опрятно, в сером джемпере поверх черной рубашки из мокрого шелка. Лицо его было красиво. Он обратился к женщине в белом брючном костюме, сидевшей на стуле. Она облокачивалась о белый стол и была погружена в глубокие раздумья.

— Рояль настроен. Теперь играть на нем будет для Вас истиным удовольствием.

Женщина вышла из оцепенения и подняла на него влажные глаза.

— Почему Вы не станете музыкантом?

— Музыканты играют чужую музыку. Хоть и играют виртуозно.

— Так это была Ваша музыка? Тогда почему Вы не станете композитором? Вы так молоды…

— Вас удивляет, почему я настройщик музыкальных инструментов? — молодой человек широко улыбнулся. — Каждый человек хорошо делает только то, к чему у него призвание.

— Так у Вас призвание быть настройщиком?

— Вот Вы кем работаете?

— Журналист, пишу статьи, — теперь уже улыбнулась она.

— Если Вы хорошо пишете, то почему бы не стать драматургом?

Женщина немного помедлила, ее глаза сделали несколько рассеянных движений пока снова не нашли его.

— Наверное, потому что я не умею писать драмы.

— Но Вы умеете писать.

Она уже открыла рот, чтобы возразить, но он не дал ей сказать.

— То, что я играл — это музыка Вашего рояля, не моя. Я лишь нажимал на те клавиши, на которые он сам хотел, чтобы я нажал.

Немного насладившись ее замешательством, молодой человек кивнул головой на прощание и вышел.

Зазвонил телефон. Он отложил в сторону нож, которым только что резал овощи в тарелку, и полез в карман.

— Да.

— Добрый день, Вадим. Помните, Вы настраивали неделю назад белый рояль?

— Конечно, помню. Что-то случилось?

— Нет, с роялем все в порядке. Я бы хотела взять у вас интервью.

— У настройщика роялей?

— Именно у Вас.

— Хорошо, где и когда…

Встретились они в летнем кафе, расположенном в парковой зоне. Был будний день, поэтому людей вокруг было не много. Вадим с любопытством разглядывал ребятишек, весело верещащих и катающихся по траве в обнимку с собакой.

— Дети прекрасны, — прервал он паузу, — Их Души открыты. Когда человек вырастает, он закрывается от мира. Музыка Души начинает искажаться под действием недружелюбного мира, и в какой-то момент он осознает, что ему не нравится то, как он звучит. И тогда он спрашивает себя: «А зачем я живу?». Начинаются метания и искания себя. Многие так и не звучат больше никогда по-настоящему.

— Как Вы поняли свое призвание?

— Я не помню этого. Вряд ли это был какой-то момент внезапного открытия. Я всегда осознавал себя Настройщиком Души.

— Значит, у музыкального инструмента есть Душа?

— Недавно в витрине магазина я увидел скрипку. И мои руки сами потянулись к ней, это Зов и он сильнее всего на свете. Я вошел, снял ее с полки, и она затрепетала в моих ладонях.

— А как на это среагировал продавец?

— Он мой лучший друг. Я часто захожу к нему в его магазин музыкальных инструментов.

— А как трепещет вещь?

— Как женщина, если положить ей руку на талию… провести по бедру… горячими губами не дотрагиваясь до ее шеи выдохнуть, тогда это даже можно увидеть — волну, побежавшую по коже, подымающую мелкий пушок ее бархата. В кончиках пальцев появляется вибрация, она растекается по всему телу. Ты наполняешься волшебным чувством единения… Сначала я долго трогал скрипку, подушечками пальцев прощупывал каждую точку поверхности. Потом стал поглаживать ладонями. Друг рассказывал, что я всегда что-то говорю в такие моменты, что-то безумно ласковое, но сам я не помню, не слышу себя. Я слушаю только ее. Струны надо затрагивать очень аккуратно, пока ищешь ее истинное звучание. Я настроил ее, взял смычок и начал играть. Она захватила все мое существо, как будто я окунулся в Океан Чувств. Сначала это были лиричные всплески, как круги на воде, томные намеки, выворачивающие наизнанку вибрации. Потом подул ветер, вода потемнела и заколыхалась тысячами падающих капель, наступило затишье… недолгое, томительное ожидание с несколькими кричащими нотами, похожими на непонятно откуда взявшиеся кучевые белые облачка посреди черной бездны Неба. Ураган разметал их, раскидал, расплескал… Когда я закончил играть, то увидел, что в самом магазине и на улице стояли люди. Они начали аплодировать. Я положил скрипку на прежнее место и сам начал аплодировать той, что открыла мне свою Красоту.

— Если у инструмента есть… хм… Душа, возможно и характер тоже есть? А были ли такие, кто сопротивлялся или… спорил? — ей показалось, что она сама ослышалась — какую ерунду сейчас сказанула.

Вадим все время разглядывал окружающий мир, его глаза блуждали с официантки на вершины деревьев в багровых лучах утреннего солнца, потом взгляд устремлялся на прохожих, переходил к стаканчику кофе на столе, чуть задержался на полупрозрачной белой рубашке Марины, пробежал по ее фигуре и снова углубился в пространство вокруг. У него были большие серые глаза, утонченные черты лица, какие бывают у людей чувствительных и талантливых. Когда он смотрел прямо в глаза, то создавалось жуткое ощущение, что он видит насквозь все мысли, все знает… Как будто тебе заглядывает в Душу сама Вселенная. По видимому, Вадим привык к смущению тех, на кого он обращает взор, поэтому старался не вглядываться и быстро уводил глаза в сторону.

— Однажды я попытался настроить гитару своего знакомого — казалось бы обычный инструмент, шесть струн. Что может быть проще? Я взял ее в руки и услышал ответное негодование. Звук исходил дребезжащий, нервный, истеричный. Я сумел выровнять тональность, уменьшил расстояние от грифа до струны для уменьшения нагрузки на пальцы, даже поменял струны. Но звук все равно не выходил. Вернее он был… негармоничен. Было сопротивление. Я отложил гитару и не стал настраивать. Всегда сложно работать с тем, кто не идет на ответный диалог.

— А можно предположить…эммм..что руки-крюки?

— Человеку свойственно винить всех вокруг, в особенности Создателя — за что такие страдания, почему мир несовершенен? Я же смотрю на Небо, Звезды, подставляю лицо теплому Солнцу, беру зеленый листик, растирая в ладошке, и вдыхаю его наисвежайший аромат и понимаю, что Творец совершенен, как и подобия Его, выкрикивающие проклятья. А я не Всевышний, я всего лишь настройщик.

Вадим снова заглянул ей в глаза, на этот раз смотрел долго, не отводя. Марина смутилась, кончики ушей зарделись, она сделала вид, что поправляет застежку на босоножке. Когда она снова подняла на него глаза, Вадим смотрел уже на официантку, широко улыбаясь. Та, видимо решив, что будут делать заказ, стала подходить. Поравнявшись с их столиком, она спросила:

— Что-нибудь закажете?

— Мне у Вас очень понравилось, я обязательно буду приходить к Вам, — сказал Вадим, — у Вас такие очаровательные ямочки на щечках, когда Вы улыбаетесь. Официантка немного растерялась, заулыбалась, появились жеманные движения.

— Конечно приходите.

Вадим поднялся, взял ее руку и поцеловал. Девушка растерянно хлопала глазами то на Вадима, то на Марину.

— А у Вас мороженое здесь подают?

— Конечно! Вам с чем?

— А какие есть?

— С шоколадом, с фруктовым сиропом, с мармеладом…

— Я доверяю Вашему выбору. Что принесете, то и буду есть, — очаровательно улыбнулся он окончательно растаявшей девушке. Вадим вернулся на свое место. Теперь Марина попыталась заглянуть в его глаза. Что это было сейчас? Он флиртовал с официанткой??!

— Вы негодуете? — он был невозмутим.

— С чего бы мне негодовать?

— Потому что я говорю комплименты не Вам, а другой женщине.

— Да говорите, кому хотите!

— Хорошо, — его взгляд снова ушел бродить.

Марину одолела досада. Какая-то странная ситуация получается, вроде это она у него должна брать интервью, задавать вопросы, вести разговор… Он странным образом перехватил инициативу, при чем возразить под его взглядом не то чтобы и нечего было, но даже не хотелось. Почему же ее так трогает все, что он говорит? Так, стоп! Это она его пригласила. И что же она видит? Он описывает какие-то мистические переживания, при этом откровенно флиртует с официанткой и с ней самой?! Эта мысль вместо ожидаемого гнева вызвала лишь приступ необъяснимого смеха. Девушка-официантка принесла ему мороженое и одарила его лучезарной улыбкой.

— Осторожно дотронуться до Души человека, увидеть сияние глаз и услышать звонкий смех — что может быть прекраснее этого? — он опять смотрел на Марину. — Вот Вы уже смеетесь.

— Как мороженое? — попыталась как-то отвлечь его от себя Марина. Он кивнул, по его мимике можно было судить, что вкусно.

— А Вы пробовали записывать музыку, которую играете в те моменты?

— Эти моменты спонтанны. Их нельзя подготовить заранее.

— Ну почему же. Вот Вы пришли ко мне настраивать рояль. Я бы могла подготовить все… если бы знала.

— Эту музыку непременно назовут моей. А это не так.

— Извините, но эта музыка и так Ваша. Сложно, знаете ли, поверить, что Вы разговариваете с … Марина не успела договорить, потому что Вадим резко встал. Теперь в его лице не было прежнего очарования. Скорее была спокойная и холодная невозмутимость.

— Вы ничего не поняли. Как я могу Вашу улыбку, песнь Вашей Души назвать своей? Я дотронулся до Ваших струн, увидел Ваше смущение, такое милое и обаятельное, насладился Вашими изящными жестами: то, как вы поправляете волосы, опуская глаза, слабое подрагивание ресниц, легкий румянец гуляет от кончиков ушей, разливаясь по шее и ниже… ваше божественное тело под этой блузкой — все это достойно кисти величайших художников! Разве может быть все это МОИМ?

Он хотел что-то еще сказать, но потом запнулся от внезапно осенившей его мысли. Пауза длилась несколько секунд. Но это было равносильно целой Вечности! Вадим положил купюры на стол, развернулся и пошел прочь.

Лишь сумасшедшее биение сердца отдавало болью в сознании Марины. Она поняла, что такое ЛЮБОВЬ.

автор Лара Аури (Auri)

авторский сайт