Инцидент

— А вот в этом вы не правы, отец Марк! – возмутился отец-претор, -Сейчас, когда у нас все козыри на руках, мы можем возродить былую нравственность и вернуть детей божиих в лоно нашей церкви!
— Но согласитесь, отец Феофан, — исповедник вскипел и осенил себя крестным знамением против бесовского искушения гнева, — Дети восемьдесят лет находились под присмотром. Учились. Выростали. Венчались. Приносили уже своих детей креститься к нам, потому как трудно искоренить веру в сердцах людей! Но неужели мы, отцы церкви, сделаем то, что не удалось совершить безбожному правительству? Не надо. Оставим школу детям!
— Мы и оставим! – отец Феофан улыбнулся располагающе, — Детей мы будем учить сами в законе Божием. И Божием словом укрощая зверя в человеческой душе. Но нам принадлежит храм. Даже не нам, — это Дом Божий. И Бог должен жить там! Бог, а не развращенные святотатцы!

Собственно, истории и не было бы никакой, если бы 80 лет назад, новое правительство, искушаемое Диаволом, не реквизировало у Святой Церкви ее имущество. Тогда служители храмов были изгнаны, а здания, добротные, ухоженные, заботливо украшенные здания костела и монастырской пристройки отошли государству. Государство вложилось в образование. Костел был переоборудован под библиотеку, а монастырские покои – под школу-интернат. В бывшей трапезной организовали актовый зал, в молельнях классы. То ли детям нравилось учиться, то ли наставники были хороши и любили свое дело, но за время от реорганизации школа стала известнейшей не только в стране, но и за рубежом. Сюда привозили учиться отпрысков богатых иностранных семей, благо, не надо было тратиться за жилье – школа содержала себя сама. За восемьдесят лет она окрепла, ветшавшее здание несколько раз подвергли капитальному ремонту – школа брала некоторую сумму за обучение, деньги у нее водились, и здание бывшего монастыря и костел радовали глаз хорошей облицовкой и уютными помещениями. Здание было старинное, памятник архитектуры, на его содержание доплачивала и мэрия, одним словом, педагоги не бедствовали, дети получали самые современные знания, более того, эту школу закончить было престижно, и на ее гербе было изображено это самое здание, когда-то принадлежавшее церкви.
Церковь же за это время, отделенная от государства, бедствовала на пожертвования граждан города, сохранивших веру даже в это смутное время. Но святые отцы не сдавались, и, скрываясь от безбожных властей, продолжали воспитывать в людях нормы нравственности и внутреннего совершенствования. Конечно, за 80 лет иных уж и не стало, но они выпестовали себе приемников, как раз из достойнейших детей, закончивших эту самую престижную школу. Здание костела как будто покровительствовало обучению.
Но власть опять сменилась. Церкви стало позволено вмешиваться в государственную политику. И вышел закон о возвращении церкви ее имущество, когда-то в давние времена отобранного безбожниками. И вот тогда-то отец Марк, который получил официальные бумаги на церковную территорию, и задумался о том, что это небывалый случай, когда церковь именем Божиим прогоняет детей. Тех самых детей, о душах которых заботились святые отцы!

— Мы это так не оставим! – ледяные нотки звучали в голосе профессора Зельцера, преподавателя геометрии и астрономии, — Вот так взять и вернуть школьное здание! А как же деньги? За обучение иногородних и иностранных студентов? Тоже отдать? Ведь им негде будет жить, они не останутся в городе!
— Да, — это возмутительно, — директриса, мадам Мальская, метала громы и молнии, — Конечно, просто так лишиться знаменитой школы они не могут! Но выделяемое здание мало, и там, конечно, нет интернатских комнат!
— Не забывайте и о бренде, торговой марке, — проблеял историк, профессор Архангельский, — Школа без герба школы.. Да нас куры на смех поднимут!
— Мы сами вырастили змею у себя на груди! А судьи кто?! – вскричала экспансивная директриса, — Они сами заканчивали нашу школу, что чиновники, что священники! А теперь, нас, своих учителей.. на улицу?!
— Ну об улице говорить рано, — миролюбиво сказал представитель мэрии, — Вам же предоставляется здание. Никто не потеряет рабочих мест.

Да, здание было одно. И на него точили зубы церковники. Сейчас там резвились дети. Закон суров, но это закон, здание и костел уже юридически принадлежало церкви. Город разделился на два клана: люди старшего поколения, которые стояли на стороне церкви и радовались, что теперь можно будет ходить по воскресеньям на службы, слушать органную музыку и чувствовать умиротворенность и единение с божиим домом. И люди, у которых были дети. Среднее поколение, которое больше волновал престиж, чем нравственная сторона вопроса.
Да, жизнь в последнее время была сложной. Экономика была развалена, кризис следовал за кризисом, и коэффициент суицидов на душу населения неуклонно пополз вверх. Молодые люди боялись ответственности, не хотели заводить семьи, мало оставалось ценного, святого в душах. Отцы церкви не могли себе представить ситуации, что они сами выгоняют детей и педагогов из своего здания. Они хотели, чтоб люди, осознав значимость нравственного воспитания и духовных ценностей, сами приняли бы решение оставить церковь священникам. Но педагоги были атеистами. И их жизнь тоже была не сахар. Они собирались бороться, собирали подписи горожан в свою защиту. Мэрия предоставляла школе здание, но оно было небольшим, и, как верно заметил профессор Архангельский, школа с уходом из прежней своей обители, утрачивала часть престижа.
Но церковь теперь была государственной. И тоже не хотела уходить в какое-то здание. Когда есть вот оно, построенное еще в те светлые духовные времена, на деньги прихожан, на добровольные пожертвования, по католическим канонам, и оно принадлежало церкви.
Представители школы и церкви сцепились между собой в здании мэрии. Церковники просили судебных приставов выдворить детей и педагогов с личным имуществом в маленькое здание, предоставленное мэрией. Педагоги кричали, что если они это сделают, какая слава пойдет о наших духовных наставниках, что город утратит престиж, богатые граждане отправят своих детей учится в другие города, а в нашем воцарится мракобесие и застой. Не будет целостного педагодического коллектива, они тоже уедут туда. Где их, и их знания будут уважать. Мэрия была в ужасе. Нельзя было отказать ни единой из сторон. Городу нужна была церковь. И городу нужна была школа.
То, что церковь великолепно справляется с нравственным воспитанием горожан, было доказано. Тот же отец Марк, имея светское медицинское образование, помогал страждущим, и ранее работал в службе психологической помощи, многие отказались от наркозависимости с его помощью. Отец Афанасий поддерживал сиротский дом, направляя пожертвования своих прихожан на нужды брошенных детей. Возможно, детей бы не бросали, если бы в городе была официальная церковь, куда бы можно было ходить молиться, венчаться, креститься.
Но и педагоги прекрасно справлялись со своим делом. Научные проекты учащихся брали гранты, дети, окончившие школу, поступали в престижнейшие вузы страны, да что там говорить, и отец Марк и все представители мэрии закончили именно эту школу. Школа была ценна.

— Подождите, святой отец, — тихо сказал историк, — За восемьдесят лет ведь где-то велись службы, раз церковь не утратила своего могущества в опале? Но не думаю, что у нас сейчас есть столь много монашествующих, чтобы освоить здание школы.
— За монахами дело не станет, — ответил отец Марк, — Но вы правы. Нам понадобится помощь всех прихожан и ваша в том числе, чтоб возвести церковь в прежнее достославное ее состояние.
— Значит, переоборудовать спортивные площадки, вести ремонты?
— И это тоже, — склонил голову отец Марк, — Да поможет нам Бог!
— Да уж, — протянула сквозь зубы язвительная директриса, — Мэрия нам вряд ли поможет! Остается только уповать на Всевышнего!
— Но вы же должны понимать, что выгонять детей из школы сейчас богопротивно? Господь отвернется от нас.

Святые отцы промолчали.
— Я вижу пока единственное решение, — сказал профессор Зельцер, — Мы должны очистить здание библиотеки. Пусть в городе возобновятся воскресные службы. Но здание монастыря останется за школой.
— Это невозможно! – сказал отец-настоятель.
— Это необходимо, — с нажимом сказал математик, — Дети должны учиться. Вы должны воспитывать их в законе Божием. Вы не можете пойти против закона.
— Вы тоже не можете пойти против закона! Государство вернуло церковное имущество церкви.
— Здание принадлежит вам, — профессор Зельцер поклонился, — но по законам нравственности вы не можете выгнать детей. Дайте нам время. Мы не пойдем в маленькое здание, это вопрос престижа и чести школы. И вы обязаны нам помочь.
— Как?
— Влияйте на прихожан. Среди них есть люди богатые и влиятельные. Вы же когда-то, двести лет назад, собрали деньги на эту церковь. И построили храм. Теперь вам надо помочь нам собрать деньги на школу. Сколько лет это займет, зависит от рвения святых отцов и поддержки мэрии. Вы отвечаете за духовное развитие, мы – за интеллектуальное. Со своей стороны мы поднимем плату за обучение и расширим перечень оказываемых образовательских услуг. Но должен быть еще набор для одаренных детей из бедных семей, вы должны это понимать. Вы строите школу. Школа обеспечивает текущий ремонт всех зданий, и монастыря, где живут и учатся сейчас наши дети и костела, где будут проходить службы. Вы же, святые отцы, все местные, вам нет необходимости жить при церкви. Официально – земля и оба здания принадлежит вам. Но монастырь вам будет сложно освоить, шесть церковников в огромном здании, это же нонсенс, когда дети будут ютится в крохотной двухэтажке. Поэтому дети останутся в школе. Пока мы совместыми усилиями не выстроим новое добротное здание, и я первый отдам вам ключи от монастыря.
— А как же герб? Как же наша школа? – возмутился историк, — Пусть они строят здание для себя!
— Школа – это не здание. А что до герба, кому какое дело, что на нем изображено? Школа славна достижениями, преподавательским составом и выпускниками. Церковь – тоже не здание. Но здание школы принадлежит церкви. Это закон. Другого выхода я не вижу.
— Да поможет нам Бог!

автор Шахразада

По волне моей памяти

Памяти двух людей. И память месту.

Ноябрь далекого года. Настолько далекого, что тогда еще праздновали годовщину Октябрьской революции. Что делать в выходные в городской квартире, когда все вымыто, вычищено, наготовлено? И мы пошли гулять.
Днепропетровск.
Мы покормили огромных карпов в пруду парка Чкалова, которых тогда, по ночам, охраняла милиция. И пошли на Комсомольский остров, туда, где на ногах Сталина, до сих пор,высится Шевченко. Памятник Шевченко.

Днепропетровск
Для меня Днепропетровск был особым городом. Может быть потому, что меня с ним знакомил особенный человек. За полгода до своей нелепой смерти, смерти от укуса осы (как банально!), он получил государственную премию за разработки в области ракетной техники. Праздники «автокосмолюбителей», байки о существующих и существовавших днепропетровских кинотеатрах («Победы» нет, «Родина» сгорела, а «Правда» — на той стороне), исхоженные вдоль и поперек проспект Карла Маркса и улица Пушкина, Красная  площадь (оказывается, и такая есть в Днепропетровске), улица Серова (бывшая Столовая), которую в своих стихах помянул сам Маяковский, пивные бары с народными названиями «В мире животных» и «Грязелечебница».
Вот и тогда, взирая на памятник Шевченко, он процитировал днепропетровский фольклор: «Диты, мои диты, щож вы наробылы, на грузыньску ср..ку мэнэ посадылы…».
Вечер, сумерки, легкий морозец, пустынный парк, голые деревья, безветренно, одинокие снежинки кружатся в воздухе.
В тихом кафе, затерянном среди деревьев Комсомольского острова, я впервые знакомился с искусством приготовления коктейлей. Коктейли были для меня экзотикой. Тогда, это кафе, было чуть ли не единственным в городе, где из-под полы продавали сигареты «Славутич».
«Ты не понимаешь,» — говорил он мне, — «это нечто особенное!» Сейчас, да, ничего особенного. А тогда!
В руки, за один заход отпускали только одну пачку. И отдавать приходилось рубль.
В кафе, кроме нас, никого не было. Но ритуал, одна пачка за один подход, сохранялся. Сделав по пять подходов каждый, и набрав целый блок, насмотревшись на красно-синие витражи стекол, мы, через пустынный пешеходный мост над протокой Днепра, пошли слушать музыку. У человека, к которому мы шли, была «Эстония -001». По тем временам, малость хуже, чем «Акай», но, вещь!
Обещано было нечто, то, чего я никогда не слышал.
Свернув с Карла Маркса, мы оказались в обычном дворе, который окружали популярные тогда 9-ти и 12-ти этажки. Но, посреди двора, окруженный вековыми деревьями, стоял старый деревянный двухэтажный дом. Его окна оранжево светились в сгустившихся сумерках, и дом казался перенесенным из сказки. Точно также, как и дом Гампера, из «Розы».
Фамилия человека, к которому мы пришли, совпадала с названием государства, в котором я сейчас живу. Ничего особенного: я помню старика по фамилии «Россия», из Северной Осетии, который умилялся впервые попробовав чай со сгущенкой и чебрецом. А сколько ему тогда было лет, никто не помнил.
В доме было всего две квартиры, каждая из которых располагалась в двух уровнях. Дом был настолько стар, что казалось «скрипел в суставах» от каждого движения.
Хозяин был холостяком, и жил со стариком — отцом. Два увлечения: музыка и собирание газет. «Литературка», начиная с самого первого номера, чешские газеты, времен вторжения в Чехию, неизвестно откуда полученные, занимали целую кладовку.
Водка «Кубанская» с лимонным привкусом, популярная по тогдашней днепропетровской моде, пельмени «из пачки», сало, какого мне больше не доводилось пробовать, и которое само таяло во рту. Его принес отец хозяина, старый, как и сам дом, скрипя сам и вызывая скрип ступеней лестницы, ведущей на второй этаж. Вечер. Свет лампы в кружевном оранжевом абажуре.
Я тогда впервые услышал Вивальди. Спустя столетия забвения он снова входил в моду. «Времена года». «Зима», с ее вьюгой, и реальный мороз за окном перенесли меня куда-то далеко. Туда, откуда не хочется уходить. И время остановило свой ход.
К нашим ногам аккуратно сложены стопки «Литературки», и, в зависимости от разбираемого года, мы спорили прав ли был Горький, и почему «дал слабину» Фадеев, и кто кого предавал, и смеялись над рубрикой «Рога и копыта».
А Вивальди плавно переходил от «Зимы» к «Весне», от «Весны» к «Лету», с его грозой, обещая, что все будет хорошо «Осенью». И снова «Зима».
Насладившись Вивальди, мы, вдруг, с замиранием сердца впервые услышали «По волне моей памяти», Тухманова. Вечного «Студента», и много-много всего.
Как всегда, все хорошее быстро кончается. И, вот, мы в последний раз смотрим на оранжевые окна сказочного дома, прощаемся с хозяевами, и светлый прямоугольник входной двери гаснет.
Мы не торопясь, и делясь впечатлениями, бредем пешком с Карла Маркса на Уральскую.
Больше этот дом я никогда не видел. Впрочем, как и его хозяев. Значительно позже, я пытался его отыскать, но, не нашел. Но, много лет передавал приветы хозяину дома.
И, в очередной раз, попросив кланяться, я услышал, что хозяин дома умер. Причина была банальна. По этой причине умирают поэты, мыслители, любители и знатоки поэзии. Их было много в моей жизни. И я их всех помню. Но, почему-то считается, что умирать по этой причине, недостойно. А они все были замечательными и достойными людьми. Но, не такими, как все.
Вечная им память.

автор Mist

Города и жители. Ростов-папа

В Ростове как и в любом другом городе есть слои/группы жителей, среди которых можно вывести типичного представителя и примерно описать сравнив его с другим населенным пунктом например с Москвой (причем, как понимаете, беру личное мнение и ощущение, а не статистические факты:))


Если рассматривать в целом то в Ростове все идет на уровень ниже чем в Москве, там на верху иерархии наблюдается культурно-экономико-политическая прослойка, которую в других городах не встретишь (согласитесь не в каждом городе живут президенты и звезды шоу бизнеса:) – естественно, у них образ жизни и менталитет будет в корне отличаться.


Потом идет прослойка о-о-очень богатых персон, которым как понимаю слетать на ужин в Парижжжж и дарить случайным любовницам авто, кажется обыденным(повторяю все это мои домыслы почерпнутые из дамских романов, омжет такого и нет ). Нижний слой этой группы уже будет встречаться и в Ростове:) (Их образ описывать не буду так как на самом деле в этих кругах близко и долго не вращалась. НО мне кажется почему то (и скорей всего я не справедлива) что там сквозь натужный смех и серпантин «капусты», какую-то отчаявшуюся бесшабашность и понты, среди всего этого можно потерять душу. Хотя понимаю и признаю, что деньги дуракам не даются и если у них они есть в таком количестве, то как минимум они смогли их заработать…
Просто каждому важнее свое…
Далее, слой молодых специалистов, топ менеджеров и предпринимателей поднявшихся в последние десятилетия. Которые зарабатывают нормальные деньги для того чтоб иметь нормальные машины и несколько раз в год бывать за границей. Которые считают марки представленные в «Мегах» типа Манго или zara дешевкой, но при этом, естественно, не помышляют о сумочке от Биркин .

 

Независимые, энергичные, любящие путешествия (и не раз в год летом по плану) а пару раз в месяц, пусть и только на выходные (все время поедает работа). Естественно, данный слой будет отличаться от подобного московского уровнем доходов и соответственно возможностей и подходом к ним:)
Так же как и в Москве есть слой среднего класса: домохозяек ,..не из тех, кто все дни проводит в салонах красоты и спорт клубах а вечером спешащих в свои особняки исполнять роль хозяйки и матери семейства, а классических… Пусть даже они работают, но вечерами они все равно, замученные и нагруженные сумками, спешат в переполненном автобусе домой. готовить ужин и расслабляться за любимым сериалом, который стал для них одной из немногих радостей жизни..


Сюда же относятся и средне_рабочий_класс мужчин, на тех же автобусах и с радостью воскресного времяпровождения с пивом и друзьями «в гараже».. — без целей (кроме банальных — собрать денег на починку машинки и на летний отдых), без движений. без радости , с потухшими глазами…
В средний слой я бы отнесла и студентов, но только из-за уровня их дохода, а не образа жизни. Реальных студентов, имею ввиду, уехавших в другой город и не имеющих доступ в «семейную кормушку». Они тоже не могут лишний раз пойти поиграть в боулинг или выезжать еженедельно на природу, но у них другие более легкие и веселые способы времяпровождения. так что им не страшно.. — у них еще все впереди — это переходящий (переменный) слой:))))
Хочу отметить, что все слои размыты. а в связи с последним кризисом в них произошли и изменения.
Еще надо отметить, что может показаться что я «слой» рассматривала с точки зрения доходов — но это не так. Просто доход является одним из факторов дающим возможность для того или иного образа жизни.
А образ жизни и мыслей — это и есть главное отличие между слоями.
Но также можно даже имея доход оставаться в своих «мещанских» взглядах, и соответственно строить свою жизнь так же.. Или наоборот не видеть разницу между разными образами жизни и потому не стремиться ни заработать ни просто как то изменить свою жизнь чтоб она стала ярче.

 

автор МАЛЬВИНКА

Ростовчанка

 

Просто прохожий ли, букинист ли или памятник первому пешегоду ростовских мостовых?

А это памятник читателю Вечернего Ростова?  Или увековечили редактора выпуска, отдыхающего после трудового будня?

Тихий Дон

И купец с кошкой