О халифе и танцовщице

Халиф Гарун был аль-Рашид известен добротой,
И если суд он совершит – как истинный святой.
Багдадский муфтий шейх Газиф в законах шариа
Закон поставлен толковать для знающих едва
Коран. И благочестен тот, кто с чистотой души,
Законом нравственным живёт, и не спешит грешить.
Смиренно фетву поднесет на подпись шейх Газиф,
Халифу, время настаёт, а фетва та гласит:

Тропа шайтана в этот мир чрез женщину легка,
И тело сделали они орудием греха.
Теряет храбрость воин вдруг, а денежки купец,
Бежит учёный от наук, а земледелец бросит плуг,
И благочестию придет чрез женщину конец.
Мы жало вырвем у змеи, решительно в сто крат,
И вот теперь решили мы спасти и наш Багдад.
Отныне надлежит носить всем женщинам чадру,
Желанья чтобы погасить, ведущие к одру.
Всем: старым или молодым, красивым или нет, —
Закон у нас для всех один и на закон ответ.
Увидит ли кто из мужчин мизинец или бровь, —
То для отступницы такой ты камень приготовь.
За то, что этим искусить на гибель будет рада
Преступным телом погасить всю нравственность Багдада!

Халиф ту фетву подписал, но, но вот душа не рада,
Он через день и не узнал веселого Багдада.
Боялись женщины ходить, мужи пеклись о милых,
Ведь если не сопроводить, недолго до могилы!
Неосторожную что ждет? В Багдаде всякий знает,
Задует ветер, и побьет ее народ камнями!

Не слишком ли суров закон? Спросил халиф Газифа..
Но это правильно! Ему никто не возразил бы.
Закон с собакою сравни – нас защитить стараясь
Законы и должны быть злы – затем, чтоб их боялись!
Быть может, прав ты, мудрый шейх, сказал халиф на это..
Суровым, скучным стал Багдад, но в нем разбоя нету.

Меж тем за морем, далеко, в блистательном Каире
Что много простоял веков, иные люди жили..
И танцовщица Фатима, изящная, как серна,
О фетве новой той прознав, удивлена безмерно.
Ее пути ведут в Багдад, жемчужину востока,
И верит, что халиф не рад, законность же жестока.

От правоверных в дар вести все лучшее, что есть
Обычай требует, к чести халифа это – честь!
Искусство танца моего – сокровище ума,
Халифу поднесу его, сказала Фатима.

Ей говорили, не сходи, несчастная, с ума,
Одень чадру же. В ответ на что смеялась Фатима.
Чтобы жить мужчине – надлежит лишь саблею владеть.
А женщине вот чтоб прожить – ей платье лишь одеть.
И если платье ей к лицу, и хорошо на стане,
То остальное для житья мужчина ей достанет.

Ей говорили: Мы везем прекрасную на смерть.
Ведь в платье этом надлежит в Багдаде умереть.
Шейх добродетелен, Газиф, и сам халиф согласен.
Остановись, притормози, Багдад тебе опасен.
За что ж камнями побивать, что в платье налегке?
Но платье может возбуждать и мысли о грехе!
И шейх ваш вправе возложить ответственность отныне
На женщин в том, что дар влиять на помыслы мужские?
Я, право, только за свои лишь мысли отвечаю.
Что мне за дело до мужчин? Я их не оскорбляю.

И постучалась ночью в дом танцовщица к Газифу.
И он узнал ее, притом, к беседе согласился.
Вот я пришла, — сказала та, — Что не по фетве, знаю.
Но только танец посмотри пред тем, как бросить камень!

На песню танец был сложен, искусней нет его.
Так что ты сделаешь со мной? Он молвил: Ничего.  
Танцуй и пой, ты хороша, я любоваться буду.
Ведь праведна моя душа, и радуется чуду.
Ну а закон – покорный пес и мне принадлежит.
Простому смертному его исполнить надлежит,
Но муфтий я , и вправе мне принадлежит решать,
Когда и сколько, так же как законы исполнять.

Но позже муфтий понял, что есть и над ним закон.
Что, принимая Фатиму, неосторожен он.
А если завтра донесут, о тамбурина звуках, —
Его молитвы не спасут, и только слухи поползут,
Закон равняя с сукой…
Неприменявшийся закон – тот пёс, что не кусает.
Собою украшая двор, от вора не спасает.
Направлю женщину к судье, — благочестивый кади,
Пускай осудит сам ее, не окажусь в накладе.
Побить камнями – соглашусь, а милосердным будет, —
Тогда и я не откажу, народ не позабудет…

Явилась ночью Фатима и к кади в том же платье.
И тот же танец у судьи пришлось там исполнять ей.
И кади танцем был прельщен, настолько все красиво.
И ночью проходя, халиф, узнал звук тамбурина.

Весь город спал, однако, вот, на те ворота глядя
То муфтия веселье ждет, то звук идет от кади..
Не встал халиф на тот порог, где жили старцы наши.
Бывает, ночью спит порок, а добродетель пляшет!
Рассвет окрасил небосвод, и вот в диване судьи –
Халиф, и кади там и вот – ислама стержень – муфтий.
О мудрые, я, право, рад, халиф глядит довольно.
Сегодня ночью спал Багдад и спал Багдад спокойно.
Закон суров и зол как пес, но псина в нашей поле, —
Багдад спокойно может спать, не спим за все мы трое!
Я фетву новую писал, — нашелся муфтий вскоре
А я законы толковал, — и кади ему вторит.
Достойные! Я рад за вас, — халиф смеется с трона,
Как добродетель пляшет в час под тамбурина звоны!
Халиф! Я ночью вел допрос – и оба вновь спешат
Преступница пришла в Багдад, — судьбу ее решай!

Ввели мы грешницу сюда. Побить ее камнями!
С ней ведь в Багдад придет беда, — ведь ты согласен с нами?
Халиф сказал: О Фатима! Нарушила ты фетву
И наказание сполна получишь лишь в ответ ты.
Но право, не умрет халиф, на тонкий танец глядя,
Ведь не погибли от того ни муфтий и ни кади.
И танцевала Фатима, а муфтий с кади шепчут:
Движенье каждое, её, халиф, достойно смерти!

Закончен танец. И халиф с советами согласен.
Коль этот танец столь красив, что для мужчин опасен.
Побить камнями Фатиму. И первый исполняет –
Халиф снимает вдруг чалму, с нее алмаз снимает.
Кидает камень он к стопам прекрасной танцовщицы.
А остальные? Что же им, не измениться в лицах?
Скрепя сердца с чалмы рубин – знак крови воздаянья
Бросает кади Фатиме , халифа настояньем
Снимет муфтий изумруд – знак чести и приличий
К ногам бросает Фатимы, с тех пор пошел обычай
Всем тем, кто танцем овладел, и проявил искусство –
Так драгоценности бросать, свои открывши чувства.

Легенда же о том гласит, как после того дела
Сказал халифу шейх Газиф, что отменяет фетву.
Халиф спросил :А почему? Ты славно фетвы пишешь.
Ответил муфтий: А потому, — сурова больно слишком!
Халиф спросил: Ты говорил, закон подобен псу ведь?
И фетвы и собаки, так? Должны бояться люди?

Но мудрый муфтий отвечал: Чужих пускай кусает.
Когда кусает пес своих – его на цепь сажают.

И снова весел стал Багдад – жемчужина Востока,
Ведь добродетель не умрет в соседстве от восторга.

автор Шахразада

Добрая сказка

Однажды на Землю занесло попутным ветром могучего доброго Волшебника.

«В мире не бывает ничего случайного, — подумал Волшебник. — Если прихоть Судьбы соединила две сущности, в этом должен быть смысл. Вероятно, мне надлежит сделать на Земле какое-то Доброе Дело».

Волшебник долго ждал знака, который подсказал бы ему, какое именно Доброе Дело ему надлежит совершить, но время шло, а знака все не было. Опасаясь, что попутный ветер переменится, Волшебник решил, что исполнит просьбу первого попавшегося ему достойного мудрого землянина.

— Ты можешь все? — уточнил первый встречный. — Тогда дай мне богатство.

— Оно не сделает тебя счастливым, — покачал головой Волшебник и пошел дальше.

— Верни мне молодость, — попросила вторая.

— Твое желание суетно, — указал ей Волшебник. — Зрелость и старость приносят мудрость.

— Подари мне бессмертие, — сказал третий.

— Ты бы еще попросил меня заключить тебя навеки в темницу! — рассердился Вошебник.

— Открой мне Истину, — воззвал к нему четвертый.

— Истина — плод долгих духовных трудов, — сказал Волшебник. — Она не откроется неподготовленному.

— Избавь меня от скорби и страдания, — взмолился пятый.

— Если ты ешь свой хлеб без скорби, тебе не доступен вкус настоящей жизни, — ответствовал Волшебник.

Чем больше землян он встречал, тем больше охватывало его уныние. Каких только глупостей не просили эти люди! Славу, любовь, гениальные способности, красивую внешность, а то и просто какие-нибудь вещи. Нет, поистине эти земляне — безумцы! Неужели среди них не найдется ни одного достойного и мудрого существа?

— Я — великий Волшебник, — устало сказал Волшебник очередному встречному. — Ты можешь попросить у меня все, чего пожелает душа.

— Но мне ничего не нужно, — сказал путник.

— Ну наконец-то! — обрадовался Волшебник и исполнил его пожелание.

А потом с чистой совестью улетел с Земли с попутным ветром . Он совершил на ней свое Доброе Дело.

(с)arhiegoist

Боль

Боль. Она никуда не уходила, просто затаилась до поры до времени. И вот сейчас душной волной накатила.
— Ты. Зачем ты пришла?
— Я часть тебя. Иногда ты обо мне забываешь и мне одиноко.
— Я не хочу, чтобы ты была моей частью. Мне тяжело с тобой.
Человек, с трудом поднялся и, держась за стену и стол, подошел к окну.
— Я не хочу, чтобы мне было снова больно. Уходи.
— Мне некуда идти, я живу в твоем сердце.
Человек некоторое время молчал, рука потянулась к сердцу. Все тело и душа отозвались новым приступом.
— Я найду тебе другой дом, уходи!
Боль немного стихла.
— Хорошо. Если найдешь, то может быть, я уйду. А что ты можешь мне предложить?
Человек приоткрыл окно, впуская в комнату холодный ночной воздух.
— Ночь, живи в ней!
— Нет. Ночью люди отдыхают. Ночь время влюбленных. Это священное время. Не пойдет.
Человек, прихрамывая, подошел к стеллажу, достал самую толстую книгу и открыл ее.
— Живи здесь.
— Нет. Книга — это источник знаний. Это проводник в мире тьмы. Здесь я жить не буду.
Человек искал что-то в ящике стола и вскоре извлек пластиковый сосуд с плотно закрытой крышкой.
— Я нашел тебе дом. Здесь тебе ничто не помешает.
— Обижаешь. Это же неэкологично, да я и задохнуться могу с такой крышкой-то.
— Я тебе отверстий наделаю для вентиляции, буду выпускать каждый день, только согласись.
Боль молчала. Человеку стало еще легче, он осторожно попробовал вдохнуть полной грудью.
— Ты… Ты плачешь? Почему? — удивленно просил он, услышав непонятные звуки.
— Меня никто не хочет. Отовсюду стараются прогнать, а чем я это заслужила? Я всего лишь боль. Я родилась и выросла в твоем сердце, я такая, какой ты меня воспитал. Ты сам меня сделал такой, а теперь прогоняешь.
В этот раз Человек долго молчал.
— Хорошо. Оставайся.
— Правда? Спасибо!
Острая Боль сковала движения, дышать снова стало невыносимо.
— Ты поосторожней с объятьями!
— Прости. Я больше не буду, я постараюсь осторожно.
Боль немного отпустила Человека и ему легче стало говорить.
— Ты обещала, помни.
— Ты одинок, — сказала задумчиво Боль, — как и я. Мы будем дружить теперь.
— Хорошо. Заходи иногда. Мне так одиноко, что я рад даже тебе.
— Обязательно! Теперь я буду приходить к тебе каждый день.

автор Galadriel

О Дон Кихоте замолвите слово!

О Дон Кихоте известно две вещи: — у Донов – закидоны и, конечно, Донский гон. Гон само по себе – дело не страшное, можно отключиться, лишь время от времени одобрительно кивая, Донский гон либо выходит в эмоциональный подъем либо в пот на лбу, либо, в самом деле, смышленый человек, если вовремя переспросит Дона, найдет какое-нибудь практическое применение его идеям. Сами Доны такой ерундой не заморачиваются, — он нагора выдал то, чем его осенило, а дальше уж ваше дело, иметь или не иметь. С лысого Дона хоть мысли блик! А вот Донские закидоны – это песТня отдельная, и не всякому мотив ее на душу ляжет. Некоторым заляжет саблезубым тигром в засаде, а некоторым – кирпичами за пазухой. Начнем с самого первого, с того Дон Кихота, который вставлял палки в колеса мельницам. Хорошо еще, что дело происходило не в Голландии, там бы, в стране Эоловых арф, прототипа ИЛЭ, наверное, утопили бы втихую. Впрочем, втихую с Донами не выйдет, создание шумное, рукомашистое и дрыгоножистое. Ну вот чем мельницы Дон Кихоту помешали? Почему он искренне уверовал, что это кошмарные великаны, наводящие ужас на всю округу? Это именно вид донского закидона – верить в непостижимое, когда весь мир убеждает тебя, что это не так. И в девяносто восьми случаях мир прав, но в двух оказывается прав Дон, и эти два случая полностью меняют мировоззрение, и Дон, который даже не привык, чтоб ему верили, вдруг оказывается перед фактом, что горячо любимый им мир все-таки ответил ему взаимностью! И в этих двух случаях рождается что-нибудь гениальное.

Был этот мир глубокой тьмой окутан…
Да будет свет! И вот явился Ньютон.
Но Сатана недолго ждал реванша, —
Пришел Эйнштейн, и стало все – как раньше!

Интуитивное восприятие.

Для простаков Эйнштейн объяснял свою теорию относительности следующим образом: <<Это когда Цюрих остановится у этого поезда>>Бог создал материю, чтобы ему было чем любоваться во Вселенной. Ведь Вселенная — это его дом. Идеей можно восхищаться, но ею нельзя любоваться. Поэтому сначала была идея, а потом материя. Материя — мебель Вселенной.
М. Задорнов

Если не давать мозгам ржаветь…. все могет быть…(С) Алежка

Дон Кихот воспринимает мир исключительно интуитивно. Интуиция возможностей у него в плюсе, поэтому, загоревшись идеей, он особо не ждет, пока идея оформится в стройную теорию, а мчится донести эту идею до людей. К сожалению, люди не всегда готовы принять непонятное, да и половина идей у Донов, как правило, совершенно дикие.

Абстрактная логика – капитал донообразования!

Если Дона вовремя прервать, — у него может включиться логика! А вот это уже интересно, потому как если подвести под идею, даже совершенно дикую, теоретическое обоснование, то и до практического применения не далеко. Теоретизирующий Дон, который вышел из гона, схарчил пирожок, и мельница его не беспокоит, — это просто прелесть что за чудо! Логикой Доны кое-как, но все-таки пытаются добиться принятия своих идей в обществе. Кое-как, потому как логика у них интровертная, отрицательная, для узкого круга ограниченных людей, а то и вообще в себя, — я-то понял, как оно будет работать, возможно, и до вас дойдет. Но именно эта логика, что как проблеснет в тмущей тьме интуиции Донства — как ярко проблеснет, так , что и идея, возможно, была ничего себе так. Только Доны к старым идеям – не возвращаются, им нужны новые подвиги! Истинный Дон любит докопаться до самой сути!

Волевая сенсорика Дона

Я обычно думаю, что повезло тому парню, от которого я сейчас убегаю…

Если в третьей Мировой войне будут воевать атомными бомбами, то в четвертой придется воевать дубинками

Я строю всех успешно некоторое время. Не испытываю дискомфорта. А потом утихаю и становлюсь демократом.Мне еще команда постоянно пеняет, что у них только в шторм капитан есть, а когда все нормально — что есть, что нет, не поймешь. (С) Сильвер

Как всякая ролевая, черная сенсорика Донов сама не знает, чего хочет. Ее часто трактуют, как отвагу на пожаре, когда ничем не примечательный, а где и третируемый обществом человек, вдруг в критической ситуации грязно выругается, и выведет всех из пекла. Того же знака, что и у Наполеона, поэтому где-то интуитивно всякому Дону хочется быть крутым. Типа, а вот я щас пойду и раздолбаю ту мельницу, а кто за мой? А в ответ – тишина.. Наполеон бы, приди ему в голову подобный бред (и слава Богу, что у Наполеона фантазии не хватит) – просто пошел бы, и все б за ним пошли, а Дону надо непременно убедиться, что его слушают. Но убеждается Дон плохо, то ли не слушали, то ли он плохо объяснил, короче, донская сила убеждения или показание своей крутизны выглядит как: вышел, мечом потряс, кулаками помахал, щитом позвенел, а что было-то, никто ничего и не понял.

И болит душа об этике отношений…

Я не считаю, что этика актуальна сейчас. Но как некая техника безопасности…Настоящий прогресс человечества зависит не столько от изобретательного ума, сколько от сознательности (С) Эйнштейн

Бывает даже так, что ДК прощается его нетактичность, потому что все видят, что у него не было злых намерений. (С) Istanaro

Позитивист Дон верит, что мир изначально нравственен и добр. Но однажды он со своей идеей вляпается в нехорошую историю, где ему популярно объяснят, что нет справедливости ценнее справедливости человеческих отношений, а не знаешь – не лезь. Сиди и молчи! Вот Дон сядет, надуется, и замолчит. Мир был добр, Дон был добр, он хотел подарить миру идею, мир повернулся к Дону задом, идея вышла боком. Дону трудно судить, почему, если вы не перевариваете друг друга, надо вежливо общаться и скрывать это, но ему приходится скрывать, но уж от вежливого общения – увольте. Вы не приняли идею. Навязывать свое общество вам Дон тоже не будет! Доны, это ваши закидоны! Просто для всякой идеи придет время, когда приять ее будет уместно, а отношение к ее лично высказавшему тут не при чем.
Так и живем.

Активационные эмоции. А ну-ка с песней – на абордаж мельниц!!!


Думаю, неуместных эмоций не бывает — если эмоции, которые непонятны или неприемлемы для других. Имитировать — в рамках банального: не показать огорчения, явно сыграть что-то.(С) Ливень


В каждом человеке есть что-то необычное. И каждый раз, копаясь в его необычности, находишь то, что позволяет терпеть его тараканов.


И какой же Дон не любит наполнять жизнь энтузиазмом? До Гюго, конечно, Дону далеко, да и знак донских эмоций в минус, то есть, признается донское право страдать за то, что идея не нашла поддержки в обществе. Доны любят, чтоб их жизнь была наполнена смыслом, или, хотя бы мечтой о прекрасной Дульсинее. Великий мечтатель, грезящий, оперевшись на меч, и забывший покормить Россинанта! Если очень бурно выражать положительные эмоции, меньше сил останется на отрицательные.

Такая внушительная внушаемая! Сенсорика белая

– Вас эротические сны не мучают?
– Нет, доктор, только они и радуют…

В юности я обнаружил, что большой палец ноги рано или поздно проделывает дырку в носке. Поэтому я перестал надевать носки.(С) Эйнштейн

Выведи, мой друг, меня сперва из затруднения, а нравоучение ты и потом прочтешь. (С) Лафонтен

В общем всё, что готовится просто, быстро и получается вкусно — категорически приветствуется и употребляется (С) Ливень

Мало того что внушаемая, еще и внушаемая со знаком минус, сенсорика Донами воспринимается как нечто абстрактное, типа, дайте водицы испить, а то так кушать хочется, что прямо переночевать негде! Пожалуй повезло их весьма разборчивым в еде дуалам в том, что Дон не заморачивается тем, что он ест и как подано, что и самая малая малость от капризных Дюм воспринимается Донами с таким восторгом, что Дюмы и сами рады продолжать потчевать, и даже как-то про природную вальяжность и благожелательную лень забыть готовы. Все что есть в печи, — все на стол мечи! Отношения голодного Дона с одомашенным Дюмой могут напоминать чем-то приручение и воспитание помоечного кота, — от блох избавят, от жажды свободы и приключений – нет. Донов мало занимают такие вещи, как сочетаются ли носки по цвету друг с другом, было бы удобно. Три формы одежды – домашний стиль – без носков, полуофициальный – в носках, официальный – носки одного цвета. Было бы удобно, а на политесы и гламурры Доны плевать хотели. Нет, тоже разить мечами мнимых великанов – шаткие рамки приличия

Ограниченная интуиция времени.

Чувствую, что набираю информацию по разным сценариям развития систем, но всегда не исключаю возможность, что может быть что-то новое.(С) Istanaro

На крыльях времени уносится печаль.(С) Лафонтен

Поживем – увидим… Доживем – узнаем… Выживу – учту…

Как говорится, черная интуиция – возможности, белая – перспективы. Перспективы видения Доном практической реализации своей идеи ограничены донским гонором снизу и донским носом сверху. Реализовывают пусть другие, у Дона есть идеи и получше! Помнится, как один Дон был чрезвычайно удивлен, что девушка не съела сразу же подаренную им шоколадку, решил даже, что шоколадка не понравилась или худеет девушка. Хи! А и в гениальную донскую голову и мысли не пришло, что вкусненькую шоколадку можно заначить на завтра. Где и съесть ее в спокойной обстановке за чашкой чая, а не всухомятку, как сейчас. Вот так в принципе, работает донская ограничительная, — не задумываются они о будущем! Ну что ж, вот так малое сравнивается с великим, у Гамлета интуиция времени с тем же знаком, что и у Дона, но Гамлет ни о чем другом, кроме как о будущем, и не думает. Вот и заказывают себе Доны Гамлетов, чтоб те конкретно для них задумывались о будущем.

Демонстративно-деловые Доны

Как правило всегда ищу вариант, при котором нужное задание будет сделано максимально эффективно при минимальном затрате времени и усилий(С) Nestd

Лень – это когда видишь необходимость что-то делать, но не хочется, а влом – это когда что-то хочется, но не видишь необходимости это делать.

Задница у нас – универсальный интерфейс, — через нее у нас делается абсолютно все!

Ах какие деловые Доны бывают! Деловитые, домовитые, готовые все объяснить и все показать – плюсовая черная логика – душа нараспашку! При всей своей рассеянности и впадении в гон, Дон всегда подаст руку отчаявшемуся, и научит, как оно должно работать. Не работает, как написано в инструкции? Ничего, а интуиция нам на что, методом научного тыка вынудим штуковину работать, как нам надо. Донские изобретательства на пользу домашнего хозяйства взрывают мозг! Чего стоит, например, замена порванного пасика в магнитофоне презервативом или лебедка для подьема ведер с водой на второй этаж из двух шарфов и винной бочки! Дон всегда найдет нестандартное решение в упрощении технологии или эквивалентной замене прибора. И это при всем том, что милые рыцари меча против мельниц забывают одеть носки, дорогу до дома и цвет глаз любимой женщины. Ну так напомните, всего-то и делов, и продолжайте с наслаждением использовать донский энтузиазм в критических ситуациях и домашнем хозяйстве!

*************************************************************************

Теперь о доноводстве. Чаще всего Дона можно встретить у лекционной доски в естественно-научном вузе, на презентации новой книги о вкусной и здоровой пище, на форуме сумасшедших исследователей или дома у холодильника. Удержать Дона бесполезно – свободолюбив и гнушается приличиями. Зато есть способы привлечения Донов – вывешиваете доску, домашний пирожок или портреты других Донов – как почуют идею – сразу прибегут на наживку. Вот тут их можно и брать, тепленькими. Бегать за Донами — перспективы никакой, не потому что не ловится, ловятся Доны абсолютно на все, можете их хоть голыми ногами брать, но вот удержать – не удержите. Странствующий рыцарь снова и снова пойдет совершать свои подвиги. А вам остается только ждать и надеяться. На искренние чувства или на душевный разговор, на яркую идею или живой взгляд.

Как бы радио… С Днем Десантника!

vdv     

Редакция журнала «Квадра» поздравляет своих читателей, а также всех посетителей Социофорума с Днем Десантника!

 

Почему этот день так важен на наших электронных страницах?Возможно, бравые парни из десантуры, готовые хоть сейчас сдать экзамены по волевой сенсорике, вызвали уважение в наших трепетных душах? Возможно, и так. Но, возможно, все гораздо прозаичнее!

Социофорум давно пользуется успехом у десанта сформированной бригады флудеров, ловко занимающих передовые позиции на самых обсуждаемых горячих точках. Троекратное ура им!

Ибо они поддерживают жизнь в замершем на время летних отпусков Социофоруме.

 О любимых десантниках Социофорума.

На третьем месте искренне излюбленная форумчанами тема «Восприятие картин и ТИМы»  12 страниц

На втором – тема «Толерантность», насчитывающая 29 страниц

И, конечно, лидирует по посещаемости «Габено-гекслевское флудилище»  92 страницы  ну совершенно бессмысленного трепа!

Ура десанту флудильного назначения!

 

Пастер-6. Лекарство

ЛЕКАРСТВО

Тому, кто овладел всех тайн великим царством,
Ни радость ни печаль не кажутся коварством.
Поскольку и добро и зло равно пройдут, -
Болезнью, хочешь, - будь! А хочешь, будь лекарством…
Омар Хайам

Сулейман Хафиз, командир экипажа спасательной капсулы «Пастер», расслабленно развалившись в шезлонге, наблюдал за быстрыми действиями Локки, смешивающего коктейли к бурной радости молодежи. Локки Рами, ядерщик из Веганского содружества, с того же корабля «Пастер» всегда находился в центре внимания и очень этим был доволен. Дополнительный отпуск, полученный за заслуги перед Землей и девятой планетой Альфы Скорпиона, экипаж «Пастера» проводил на Гелле, седьмой планете Дельты Тельца. Там их полюбили и всегда ждали в гости, и неутомимого Локки, и отзывчивого Сулла и сдержанную Апуати Хевисайд, навигатора-ассимтотистку. Конечно, не всякая капсула могла себе позволить проводить отпуск как захочется, но у этой троицы водились кредиты, — им капали проценты с прибылей научных разработок планеты Харон в сложной системе Кастора в Близнецах.

— Сулл! – позвала Апуати.

Юпи Хевисайт, сын Апуати, опять далеко заплыл. Сулл знал, что беспокоиться не о чем, — за их отсутствие ребенок научился очень хорошо плавать, но Апуати быстро объяснить это было нельзя и поэтому, кивнув, он быстро спрыгнул с плота, стараясь поднять как можно меньше брызг, впрочем, с его худощавым телом, легко разрезающим толщу воды это было не сложно… Сын Апуати был водворен на безопасный плот через десять минут, но, пока Сулл ментально успокаивал мать и дитя, он не заметил то, в чем рефлекторно опередила его ассимтотистка.

— Катер, — промолвила Апуати, вглядываясь в даль, — Наверное, по нашу душу.

Она оказалась права. В «Пастере» нуждались. Работа «Пастера» была приходить на помощь. В любой точке пространства. В любых условиях. Трудности не отпугивали, а лишь сплачивали дружный экипаж. У Локки и Апуати были семьи. У Сулла только «Пастер». Но он был эмпатом, он мог чувствовать и передавать эмоции, поэтому постарался сделать так, что «Пастер» стал семьей.

Координатор колонии Геллы, Ипсилон Шкловский, как уже случалось и ранее, вводил в курс дела дружную троицу.

— Проблема-то у них обычная, — медленно, говорил он, взвешивая каждое слово и барамбаня пальцами по столешнице, — Но… нам бы хотелось первыми прийти на помощь… Теоретически, конечно, Земля, но они далеко, а наша водоросль, мммда, после обработки нечем не уступает тростниковой патоке…

Локки удивленно поднял бровь. Аппуати напряженно вслушивалась, ничего не понимая. Сулейман Хафиз, единственный из троих, кто знал, о чем думал координатор Геллы, хранил молчание, давая Шкловски самому закончить мысль.

— Плеяды от нас недалеко, — задумчиво протянул координатор, — Сейчас мы выбрались из кризиса и вполне можем позволить себе расширить рынок сбыта… Ведь кроме Исмены, там полно населенных планет. Может быть, заинтересуются? Оказание помощи Исмене будет как бы рекламной акцией. Ваш поход оплатит Гелла…

— Подождите, — выдохнул нетерпеливый Локки, — Вам что, стыдно оказывать бескорыстную помощь?!!

— Ну да, — виновато пробормотал Ипсилон, — Меня не поймут, но если я скажу, что это рекламная акция… На Исмене опять кризис. Они ждут помощи от Земли или с Сириуса, но мы ближе…

— В чем состоит Исменский кризис?

— Об этом мало кто знает, — снова замялся Ипсилон, — Потому что люди жестоки, а исменцы очень больные люди… О, они ничего не требуют… Никогда… Но это сильная и гордая нация, и она пытается выжить любым способом. Земля давно предлагала взять на себя часть их проблем и даже планировала строить купола на дне Тихого океана для размещения на своей территории исменцев. Но те отказались. И просили хранить их секрет от большинства планет. Гордая нация. В курсе их проблем только правительство Земли, миров Сириуса и мы, как ближайшие соседи… Исменцы очень-очень больные люди. Их болезнь изучена еще в эпоху волны первой экспансии, но кардинального метода лечения ее не существует. Да, собственно, уже и нет необходимости, потому как паллиативными методами можно купировать ее течение… Что они и делают. Население больно поголовно, но, чтобы их вид не причинял страданий здоровым людям, исменцы никогда не покидают Исмены. Таковы их законы. Впрочем, они с удовольствием рады всегда принять гостей на своей территории. И помощь. Это гордая нация, но от помощи они никогда не отказываются, но, впрочем, и не требуют.

— Какова средняя продолжительность жизни на Исмене? – спросил Сулл и тут же пожалел о том, что задал этот вопрос.

— Лет восемьдесят-сто двадцать.

— Но это же нормальный срок, — удивленно протянула Апуати, — Почему же вам их жалко?

— Ну… — координатор развел руками, — Я как-то был там. В Плеядах вообще жарковато… Мы живем тот же срок, не задумываясь, что будет завтра, а они… Они вынуждены ежедневно принимать лекарство, чтобы не умереть. А источника своей панацеи на Исмене нет. Есть лишь на Земле, в мирах Сириуса и… у нас…

Сулл и Апуати переглянулись. Находясь рядом с Локки, они тоже были вынуждены ежедневно принимать антидот, чтобы повысить у своих организмов иммунитет к жесткому излучению, которое шло от Локки. Но их это ни капельки не напрягало. Привычка была выработана, и о ней они не говорили.

— Подождите, — снова перебил Локки, — Если их панацея есть лишь на Земле, у Сириуса и здесь, то что они делают там, на Исмене?!! Неужели они так наплевательски относятся к собственному здоровью?

— Они любят свой мир, — с нажимом произнес координатор Геллы, — Они освоили его. Они освоились со своей болезнью. Она, практически, стала частью их культуры. Они не хотят разбрасываться культурой. И их просто по-человечески жалко…

— Что за болезнь?

— Какая-то сложная форма диабета, — информировал Ипсилон, — Но разве здоровый поймет больного? У них кончаются запасы сахарозы. Всю нацию, от новорожденных младенцев до глубоких стариков ждёт инсулиновая блокада и мучительная смерть. Мы просто обязаны помочь… Они не просили, они никогда ничего не просят, это гордая нация…

— Откуда ж вы тогда узнали?!!

— Исмена славится туристическим бизнесом для богатых. В Плеядах вообще очень красиво. Семь голубых звезд… Некоторые из них видно даже днём. Солнце Исмены – Омикрон Плеяд, желтый карлик, уступающий в размерах земному светилу. В системе Омикрона две планеты, но первая, Антигона, пуста и безжизненна. А Исмена очень красива и загадочна. Много растений-эйдетиков. Земная флора тоже прижилась, но исменцы стараются ограничивать ее экспансию. Население невелико. Экскурсии на Исмену очень дороги, поэтому о них мало известно широкой публике. Ну и мы премируем экскурсиями на Исмену людей выдающихся. В общем, если такой человек что расскажет, это не праздный треп, этому человеку можно доверять… Да я сам был на Исмене. У них даже их болезнь такая загадочная и чарующая… Они даже в кому впадают красиво… И спасательные службы действуют так слаженно, что никого не раздражают. Но… они нуждаются в помощи, не говорят, но нуждаются… Им нужны продукты нашей водоросли. Лекарство на сахарозе…  У нас это есть. Почему бы нам не помочь им? Не из альтруистических соображений, я ж говорил про туристический бизнес, — исменцы очень благодарные и благородные люди, — все окрестные планеты будут оповещены о нашей водоросли, причем реклама будет настолько ненавязчива, что…

Сулл пожал плечами. Что-то в этой истории ему очень не нравилось, только он никак не мог понять, что. Дело в том, что в эмоциях координатора Шкловски  была очень странная составляющая… Как будто этому большому и сильному человеку было очень стыдно за свои поступки…

Сулл не стал рассказывать о своих подозрениях Ати и Локки. Ведь им предстоял прыжок в Плеяды. Но самому коммодору до смерти хотелось посмотреть на этих благородных исменцев. Как же им до сих пор удавалось оставаться в тени, если они рождают подобные чувства у властьпридержащих… И еще… почему о кризисе Исмены не известно широкой общественности?

Стартовали и прибыли без проблем. Апуати, одетая в белый ниспадающий хитон, вышла погулять по площадке космодрома. Локки и Сулл занялись разгрузкой.

Было ночное время суток. Было тепло. Три огромных голубых звезды фосфоресцировали на  небе. Вообще, здесь, в ядре звездного скопления, все небо сияло и переливалось множеством оттенков. Во все стороны от площадки вспарывали небо острыми пиками множества тонких ветвей местные деревья. Ровно гудели насекомые в их кронах. Было видно, что и ночью жизнь на Исмене идет своим чередом. Эта планета пахла каким-то трудно уловимым горьковатым ароматом, легким, ежеминутно ускользающим, и, поэтому, ненавязчивым и мягким…

Прибыли и встречающие. Четверо. Двое мужчин и две женщины. Одеты были, также как и Апуати, все четверо в ниспадающие хитоны снежно-белого цвета. Строгие линии, правильные пропорции. Ничего лишнего. Суллу это в чем-то напомнило демонстративный аскетизм Земли, но эмоции исменцев имели совершенно иную окраску, нежели у землян. Земляне кичились отказом от роскоши, а тут о роскоши никто и не думал. Быстрые рукопожатия. Расположение. Дружелюбие. Благодарность. Гамма эмоций промелькнула и в лицах и в мозгах. Четверка подошла вплотную.

— Мы рады приветствовать вас на территории Исмены, — глубоким грудным голосом произнесла одна из женщин, — Я – Хлоя. Координатор колонии. Это, — она протянула руку в направлении высокого исменца с печальными карими глазами, — Денис, глава департамента по персоналу. Это, — рука скользнула к плечу второй женщины, — Сара, заведующая гостиничным бизнесом. Денис и Сара составят вам компанию и разместят вас в лучшей гостинице Исмены. Это, — кивок в сторону второго мужчины, смуглого и тоже кареглазого, — Измаил. Он заведует министерством путей сообщений. Мы рады провести для вас экскурсию по Исмене.

Когда с разгрузкой лекарства и таможенными формальностями было покончено, Хлоя извинилась перед присутствующими и оставила их на попечение трех своих друзей. Ее ждали государственные дела. Исмаил щелкнул пультом, и к космодрому неслышно причалил в воздухе роскошный прогулочный аэрокар. Министр путей сообщений вежливо пригласил всех на борт и привычным движением набрал на терминале экскурсионную программу.

исменаЛетели над ночным полушарием Исмены. Растения-эйдетики, переплетавшие свои ветви под бесшумно летевшим аэрокаром, искрились в призрачном свете звезд голубоватой дымкой. Экипаж «Пастера» заворожено смотрел вниз. Промелькнула излучина реки, берега которой поросли тоже чем-то синевато-светящимся… Исмена была очень хороша какой-то нереальной, сказочной красотой и сапфировой роскошью, что немного контрастировало с внешним обликом ее жителей. Внешне исменцы очень напоминали лики святых, написанные по канонам ортодоксальной церкви, удлиненные, с облегченной нижней челюстью, большими пронзительными карими глазами, тонкими аристократическими носами и правильной формой черепа.

Святые в раю… Эта мысль промелькнула у коммодора. Гордые мученики. Аборигены Исмены не могли предать свою планету, хотя Исмена несла им страдания. Ограничение распространения земных растений. Недостаток кислорода в атмосфере. Все было отдано в угоду этой неземной несбыточной, бестелесной какой-то красоте. На звездную россыпь в небе отзывалась мягким свечением водная гладь реки. Даже течение было незаметным, ненавязчивым. Успокоение. Отрешение от собственных проблем. Ни один из исменцев не упоминал о болезни, тем не менее, эта болезнь чувствовалась. По сравнению с их смирением и терпением, как-то становилось стыдно за свои мелкие проблемы. Но это же не должно быть так, мелькнуло в мыслях у коммодора. Разумом он понимал, что и он, и Локки, и Апуати достойны сострадания, но душа отвечала, нет, ваши проблемы – ничто по сравнению с этим. И опять гордое успокоение. Рай на земле. Мученики, прислуживающие смертным… Чушь, — сверкало в мозгу у коммодора, — не могут быть мучениками люди, живущие в раю. Могут, мягко отвечала природа, могут … Они несчастны. Вы в силах оказать помощь. Вы можете…

— Вот и приехали, — мягко произнес Исмаил, остановив аэрокар у причудливого здания в готическом стиле, чьи острые башни устремлялись к небесам, беззастенчиво вспарывая воздух.

Локки выскочил первым на голубовато светившуюся траву и подал руку Саре. За ним, задумавшись, последовал коммодор. Денис аккуратно спрыгнул на дорожку и подал руку Апуати. Та зарделась. Ей, видимо, тоже пришла в голову мысль о мучениках, угождающих смертным…

Исменцы отвели экипаж «Пастера» в предназначенные им покои. Коммодор отметил, что они знали толк в гостеприимстве, и знали об обычаях в остальной части вселенной – комната Апуали тянулась нескончаемой залой с множеством окон, а его самого комната была отделана в добротном и строгом земном стиле. Из этого можно было сделать вывод, что и земляне и жители колоний Сатурна были не редкими гостями здесь. Впрочем, оба этих мира были достаточно богаты. В комнате Локки целую стену занимал терминал. Конечно, веганцы не будут тратить драгоценное время на сон, когда есть возможность узнать что-то новое, подумал коммодор, отключаясь…

— Сулл! – коммодор открыл глаза. Над ним склонилась лохматая голова Локки.

— Что случилось?

— Утро уже, — проинформировал его ядерщик, — А Ати нет на месте. И очень мне тут кое-что не понравилось…

Сулл быстро смахнул с себя остатки сна. Сначала эмпатическим своим чутьем обследовал окрестности в поисках ассимтотистки.

— Она в саду, — ответил он Локки, — Встала, наверное, пораньше. Неудивительно, тут так красиво, что не хочется валяться в постели, пойдем тоже прогуляемся….

Сулл привел себя в порядок и последовал за Локки.

— А что тебе не нравится? – спросил он ядерщика

— Я всю ночь пытался понять, как живёт Исмена. Интересно же. Но… или у Исмены вообще нет экономики, или экономические критерии развития общества тут за семью печатями. Никакой информации. В основном, их литература – философские трактаты о жизни, о смирении, о красоте, практически никаких научных разработок, справочников тоже нет.

— А художественная литература?

— В том-то и дело! – воскликнул Локки, — Есть и в огромных количествах, но ни одного автора-исменца! Такое впечатление, что тут все они не от мира сего, а тебе самому так не показалось? Уж медицинские справочники-то должны быть! А их нет! Я понимаю, что их болезнь есть часть их культуры, но должны же они как-то учить своих детей оказывать непосредственную помощь?! Там прямо все сквозит – помоги ближнему! Но нигде не объясняется, как помогать! А если инсулиновая блокада? Если человек у тебя на глазах впадает в кому? Сулл, ты знаешь, веганцы не болеют, но я от чего-то знаю, как помочь такому человеку! И сдается мне, ты тоже прошел какой-то общий курс, хотя сам не диабетик! И Ати. Хотя в колониях Сатурна с их жестким генетическим отбором эта болезнь не встречается! Скажи, почему население планеты, которое поголовно больно, и не чешется, чтобы узнать, как помочь?!

— Ну, — протянул коммодор, — О них мало что известно, может быть, действия по оказанию первой помощи уже стали рефлекторными, вот о них и не упоминается. Тебя бы удивило справочное пособие, в котором описывается, какие мышцы диафрагмы надо напрягать, чтоб дышать? И как делать выдох.

— Да, я б спятил от этого описания, — рассмеялся Локки, — И все же, почему о проблеме Исмены практически ничего не известно?

— Ты же сам только что дал ответ на этот вопрос. Их учебники пропитаны смирением и терпением. Может, считают неэтичным распространяться о своих проблемах?

— Ха, тогда б об этих проблемах никому не было б и известно! А тут получается четкая градация, — кто здесь побывал, те в курсе, но считают неэтичным докладывать об этом в своих мирах. И вообще, на что они живут?

— То есть как на что? А туристический бизнес?

— Знаешь, Сулл, предоставь мне судить об экономической выгоде… — Локки кинул взгляд в сторону терминала, — Они не покидают свою планету. Не обрабатывают почву. Растения-эйдетики не пригодны в пищу для людей. Местные животные – тоже. Население невелико, но оно есть. Оно должно питаться и одеваться… В рекламу туризма средств не вкладывается, иначе, сам видишь, как тут хорошо, Исмена гремела бы как курорт на всю галактику… Философские трактаты… Да, но философией не накормишь голодного… И чтобы помощь ближнему, нужно нечто большее, чем философия.

— Ну, ты же видел, как они одеты. Им не много надо.

— Сулл!!! – Локки встряхнул командира за плечи. Они между тем вышли из гостиничного комплекса, — Оглянись!!! Им-то, возможно, много не надо, но посмотри на это великолепие! Это ж не гостиница, а дворец! На какие шиши? Нам было предоставлено всякому, кто что хочет! И никто ни словом не заикнулся о кредитах… Хотя мы с тобой вполне платежеспособны… Да что с тобой происходит, наконец?!!

Сулл жестом остановил всплеск Локки. Они подошли к тому месту, где, как он чувствовал, была Апуати.

Желтое солнце освещало голубоватые кусты причудливых растений с удлиненными, стилетообразными листьями. Беседка была оплетена этим неземным великолепием. В беседке были трое. Апуати беседовала с Сарой и Денисом о жизни на Исмене…

-Удивительный у вас мир, — говорила она, а глаза ее сияли. Сулл никогда раньше не видел такого выражения на лице своей отличницы-навигатора. – Прекрасный. Вы, наверное, много приложили усилий, чтобы сохранить его в первозданной чистоте?

— О, нет, — улыбалась в ответ Сара, — Это мир сохранил нас. И мы всегда рады принять гостей в нашем мире…

— Как бы мне хотелось тут остаться! – выдохнула Апуати, сжав кулачки, — Умиротворение… Красота…

— Оставайтесь, — вступил в разговор Денис, и вдруг… его взгляд остекленел, он начал безмолвно заваливаться на бок…

Выглядело это нереально. Сара, приоткрыв рот, смотрела, как падал Денис, Апуати же старалась его удержать. Сулл и Локки бросились на помощь.

— Где?!! – выкрикнул Сулл.

— Не знаю… — пожала плечами Сара, продолжая наблюдать.

Что ж, Денис и в коме выглядел красиво. Никаких судорог, искривленных углов рта, глаза не закатывались… Как будто просто застыл в своеобразной живой картине. Апуати расплакалась, едва удерживая это крупное тело от падения. Сулл перехватил Дениса. Локки помчался обратно в гостиницу, он был самым быстрым. Вернулся буквально через две минуты. Апуати выхватила из его пальцев шприц и вполне профессионально сделала Денису инсулиновый укол. Сара по-прежнему наблюдала, приоткрыв рот.

Денис вздохнул, приходя в себя…

— И часто у вас такое? – спросил Сулл, вытирая со лба выступивший пот.

— Такое что? – подозрительно спросил Денис.

— Приступы…

— У меня нет никаких приступов, — отрезал глава департамента по персоналу, — Не обращайте внимания, пожалуйста…

— Подождите, — включился Локки, — Но мы все видели, вам стало плохо… Почему вы не носите с собой инсулин? Не надо стесняться,  это же глупо… Вам всегда помогут.

— Нет, — тревожно сказала Сара, — Никаких приступов не было…

— От того, что вы избегаете разговоров об этом, — кипятился Локки, — Это от вас никуда не денется! Ну почему вы так безрассудны?

— Слушайте, — проникновенным голосом сказала Сара, — А пойдемте на экскурсию…

жалостьЭкскурсия была очень интересной…

Вечером того же дня Сулл услышал стук у своей двери. За дверью стояла Апуати. Сулл, зная, как тяжко ей будет находиться в помещении землянина, взял ее под руку и отправился вниз на прогулку. Он уже знал о чем будет разговор, но ассимтотистке надо было дать выговориться…

— Сулл! – прошептала она, пряча свое лицо у него на груди, — Мне надо здесь остаться… Мы завтра улетаем, но я вернусь, Сулл… Он пропадёт без меня… Они… ты же видишь, они только рассуждают о помощи, но никто не помогает… Сулл! Я люблю его… Я нужна ему…

— Денис говорил тебе об этом? – недоверчиво спросил коммодор, — В чувствах своей ассимтотистки он разбирался.

— Сулл, тут слова не нужны… Ему гордость не позволила бы сказать, что он во мне нуждается… Но он взял меня за руку и я… Сулл, я нужна… Я еще никому так никогда не была нужна…

Коммодор встряхнул головой. Апуати была несправедлива. Она была очень нужна ему. И Локки. И Юпи нуждался в ней. Что-то тут все-таки было не так. Не могла выдержанная дочь Сатурна вот так взять и все бросить. Даже если и влюбилась. Не могла.

— Ати, девочка, — начал коммодор, — Они больны. Ты не вылечишь весь мир своим присутствием… Но если любишь, то, конечно, возвращайся сюда… К тебе тут хорошо относятся. Только подумай, девочка, не приняла ли ты жалость за любовь…

Апуати разрыдалась… И тут именно в этот момент до коммодора и дошло, как он должен поступить… Как-то все связалось воедино, и любовь Апуати, и сомнения Локки и собственные смешанные чувства Сулла. Ему нужен был помощник, чтобы исцелить Апуати. И этот помощник у него был.

— Ну, — скептически сказал Локки, — Нет гарантии, что он снова впадет в кому. Но я тебе помогу. Это ж надо такое сотворить с Ати. Лицемер!

— Я думаю, они даже сами не подозревают о глубине своего лицемерия, — улыбнулся коммодор, — Но я-то старый землянин, эмпат! Как я-то сразу этого не заметил… Действительно, эту планету надо лечить…

— Ха! – Локки ухмыльнулся, — Только лекарство для этой планетки будет посерьезнее болезни! Знаешь, похоже, мы первый раз в жизни сами напрашиваемся на глубокое чувство отвращения к нам.

— А что делать, — командир развел руками, — Ты хочешь, чтобы Ати была несчастна?

Прошло еще два дня. «Пастер» по-прежнему оттягивал свой отлет в место назначения. Апуати Хевисайт по-прежнему горела решимостью остаться и приносить помощь исменцам. Ее любовь к Денису не иссякала… Локки тихо злился. У них были связаны руки…

Это произошло, когда аэрокар летел над красивейшей горной грядой… Денис правил и давал комментарии по ходу движения. Все три пары глаз были прикованы к нему, поэтому, не сразу заметили, как Саре стало плохо… Сара упала на пол красиво, грациозно изогнувшись и смежив длинные ресницы. Черные волосы разметались, придав женщине сходство с кающейся Марией-Магдалиной. Она была хороша… Денис повернулся на стук падения. Апуати наклонилась к груди Сары. Сердце едва билось. Локки быстро протянул Апуати заранее заготовленный шприц. Та не заставила себя ждать. Быстро, как в прошлый раз Денис, Сара приходила в себя. И снова исменцы повели себя так, словно ничего и не произошло.

-Ну, — громко сказал Сулл, нахмурившись, — Пора бы уж и кончать спектакль!

Апуати повернула к нему мокрое от слез лицо.

— Нет у вас никакой болезни, вот это единственное, в чем вы правы! – сердито продолжил Сулл, — Приступы есть, а болезни нет!

— То есть как? – оторопел Денис. Сара тоже захлопала глазами.

— Вам нужно доказательство?! – голос коммодора звенел как набат, — Локки, будь любезен, ознакомь нас с составом того, что было в шприце!

— Физиологический раствор, — Локки быстро пробежался взглядом по лицам присутствующих, — Других ингредиентов нет…

— То есть как? – По лицу Сары было видно, что она готова снова упасть в обморок…

— Нет, — упредил ее желание Сулл, — Мы не думаем, что вы это нарочно… Просто ваша культура так построена, что вы настолько свыклись с мыслью о болезни, что не заметили, как победили ее. Вы даже не умеете оказывать первую помощь. Вы исключительно здоровая в физиологическом плане нация… А вот  в социальном… такого о вас не скажешь…

— Физиологический раствор? – недоверчиво протянул Денис, — Но почему тогда Сара…

— Эффект плацебо, — улыбнулся Сулл, — Вы ждали панацеи, ждали укола. Укол был сделан. Мозг Сары выработал достаточное количество эндорфинов, и она вышла из комы… Но с случае настоящей болезни это было бы не возможно. Инсулиновая блокада не лечится эндорфинами… Увы…

— Значит…

— Значит, вы все здоровы как лоси откормленные. Именно так. Вы сделали из своей мнимой болезни своеобразное средство пропитания… Как это получилось вначале, я не знаю, может быть, здесь, на Исмене, был в незапамятные времена создан санаторий для диабетиков… Может быть, ваши предки не захотели возвращаться в родные миры после лечения… Здесь, действительно, очень красиво. Я думаю, многие из вас падают в обмороки, но вы друг другу не помогаете. Вы ждете помощи извне… Если помощь не приходит, я думаю, через некоторое время вы сами приходите в себя… Ваши философские трактаты о смирении бьют по чувствительным струнам душ тех, кто посещает Исмену. Это в основном либо богатые либо чем-то выдающиеся люди. Они начинают чувствовать себя обязанными перед вами, потому что вот у них все хорошо, а у вас… Вы эмоционально давите на людей… Неслучайно, ваше правительство не отпускает вас в другие миры – ведь там, где есть много разных людей с разными мыслями и чувствами, найдутся и более несчастные… Вы – не мученики. Не святые. Вы живете подаянием, но вам стыдно это признавать, поэтому вы стараетесь не упоминать о своей мнимой болезни…

— Но мы и не говорим, что мы – святые! – возмутился Денис.

— Правильно, — Сулл кивнул, — Но вы так артистично об этом молчите, что люди додумывают это за вас.  И предлагают помощь. Вы не задумались, а не потому ль вы не осваивали природные ресурсы Исмены, что вам было попросту лень? Конечно, вы сберегли природу, но вы ведь пальцем о палец не ударили, чтобы хоть где-нибудь что-нибудь посеять. Только философские мысли… Я – эмпат, вот вы сейчас незаметно для самих себя излучаете в пространство «пожалей меня»! Как сформировался этот ваш эмоциональный фон, я не знаю. Наверное, такие особи были более приспособлены, чем те, кто действительно жалел. Потом, даже проявление вашей болезни очень красиво. Ни пятен, ни судорог, ни шрамов, ни истошных воплей. Чтобы не было никакой идиосинкразии… Я это понял не сразу. Локки понял, эго эмоции сильнее и глубже ваших, а я не хотел ему верить… Но потом и до меня дошло…Вы – целая планета эмоциональных шантажистов. Помоги мне, иначе на тебе будет ответственность за мою гибель…

— И как с этим жить, — тихо произнесла Сара. Это даже не было вопросом.

— Я не врачеватель социальных недугов, — черные глаза Сулла вспыхнули и погасли, — Но… попытайтесь помогать, когда ближнему плохо. Для начала… Пусть ваши прекрасные философские истины дойдут и до вас… Тогда, может быть,  со временем, вы научитесь и гасить в себе эту эмоцию призыва к жалости…

Апуати попрощалась с Денисом одними глазами и первая вошла в спасательную капсулу. Сулл и Локки раскланивались.

— Знаете, — протянул Денис, глядя вслед Апуати, — Она, это нечто…

— Она не про вас, — сухо оборвал Сулл и пожал протянутую руку, — Она скончалась бы от жалости… Вы же не контролируете свои эмоции. Но теперь, может быть, хоть научитесь их замечать…

Спасательная капсула «Пастер» хоть и с опозданием, а прибыла все-таки на  Геллу.  Первым, кого увидели члены экипажа, был координатор Шкловски.

— Ну как? – спросил он после формального приветствия, вглядываясь в лица.

— Все в порядке, — доложил коммодор Сулейман Хафиз, эмпат с планеты Земля, — Только тебе я бы не советовал больше проводить отпуск на Исмене…

Апуати отвела глаза. Ее ждала встреча с сыном.

автор Шахразада

День из жизни СЭЭ

День из жизни СЭЭ.


Раннее утро. Звонок будильника. Нап, не открывая глаз, ищет его, чтобы отключить. Но будильник в телефоне так просто не отключишь… Приходится открывать глаза, набирать меню — и все, сон ушёл… Почёсываясь и зевая, Нап плетётся на кухню. Ой, зачем это я сюда зашел? Мне же в ванную! Ну ладно, заодно чайник поставлю. Набирая воду, увидел упаковку с пельменями, купленную вчера вечером, но не уложенную в холодильник. Ёпэрэсэтэ, ругнулся Нап про себя, надо срочно их варить, теперь же нельзя замораживать опять! Поставив кастрюльку под кран, пошел в ванную. Выйдя из ванной обнаружил, что чайник почти выкипел, а варить пельмени уже некогда. Швырнув их в морозилку(вечером собачке бездомной скормлю), Нап пошел одеваться. Блин, надо было с вечера рабочую рубашку погладить, теперь в парадной, как дурак пойду… О, тогда и брюки светлые одену, похожу сегодня франтиком.
— Доброе утро, Алёнушка! Куда это ты сестрёнку так рано повезла? А мама где? Давай помогу коляску спустить. Ёпэрэсэтэ, ругнулся Нап, разглядывая грязное пятно на брюках, они что, с колес до сих пор смазку не вытерли? Как так можно? Помчался переодеваться. К темным брюкам уже некогда было темные туфли доставать, а-а, ладно, кому не нравится, пусть не смотрят.
Опоздал…

Секретарше, Еське:
-Принеси мне кофе, пожалуйста, вот тебе(даёт купюру), купи внизу мне плюшку. Факс, говоришь должен прийти? Ну ладно, сам приму. Давай-давай, сбегай, себе шоколадку купи. О! А я вчера тебе 500 давал, ты сдачу чего не отдаешь? Когда? И куда я её положил? Да-да-да, вспомнил, все, иди.

Пришли подрядчики с чертежами, сидят, обсуждают и тут Еська всовывает голову в дверь. Нап грозно сверкнул на неё глазами, мол, не сейчас плюшки кушать. Но упрямая Еська уже открывает рот и тут Нап, на полсекунды опережая Еську наигранно весело говорит: — А вот и наша Есечка, и она нам сейчас кофе (с нажимом) ВСЕМ! принесет. Еська, надув хорошенькие губки, исчезает.
Когда разговор с подрядчиками заходит о цене, Нап заметно возбуждается. — Вы знаете, я сам все просчитал, уже два вечера проверял ваши расчеты, не сходится вот тут и вот тут! Мы не первый раз это выполняем! И всегда укладываемся до этой суммы! Внимательно выслушивает аргументацию. — Хорошо, с этим я согласен, убедили, а вот это нужно тогда сделать вот так. Ну и что? Я знаю что так будет лучше… Нет-нет-нет! Никаких возражений! Всё, будем делать так, как я сказал!

Подрядчики ушли малость переделывать, а Нап, попивая кофе и не замечая вкуса плюшки, думает: вот ведь ушлые, им бы лишь бы денег сорвать, а объект их уже сейчас не волнует! Это же не на один день! Вот здесь потом износится, а заменить невозможно будет, надо будет вон сколько разбирать! Нет, правильно я их заставил переделывать, надеюсь, не обидятся.

Звонит Драй. Нап, прижимая трубку к уху плечом, тем временем разбирает бумаги, изредка вставляя -да? — ага, — не может быть! и т.д. и наконец, со вздохом говорит — хорошо, я сделаю, только (приводит ряд обстоятельств — не отказал, но выторговал индульгенцию)Драй рассыпается в благодарностях, а Нап с тоской думает о некстати свалившейся просьбе. Придется тренировку пропускать, вечно он не вовремя…

Обед. С удовольствием пообедал в соседнем ресторанчике, в благодушном настроении вышел на улицу. Остановился у киоска купить журнал и тут почувствовал какое-то движение возле бедра. Скосив глаза вниз, увидел чужую руку, ловко лезущую к нему в карман. Реакция была мгновенной — одна рука на захват, другая уже била в лицо вора. Увидев поверженного подростка, Нап взорвался: — ты что, идиот, я же тебя убить мог! Схватив его за шкирку, резко поставил на ноги — Ты что воруешь, а?!! Кто тебя подослал? увидев кровь из носа, достал несвежий платок — Возьми вот вытрись, и чтобы духу твоего здесь не было через две секунды, а то сейчас в ментовку сдам! И не попадайся мне больше, понял? Душу вытрясу!

Долго Еське рассказывал, какой наверное несчастный этот пацан, раз среди бела дня в карман полез и додумывал его горькую жизнь.

После работы отправился на тренировку, напрочь забыв про Драя. Выйдя после тренировки из душа, увидел на мобильном пропущенный звонок от него, ужаснулся и помчался выполнять просьбу. Сидел за компом до двух ночи, клевал носом, но всё сделал — обещал же! С матюками пошёл спать… Засыпая, ёпэрэсэтэ, вспомнил бездомную собачку и перемороженные пельмени…
Автор matanya

Настройте мне душу

Звучала музыка. Исходила она от большого белого рояля, за которым сидел молодой человек. Он закрыл крышку, собрал свои инструменты в небольшую сумку. Одет он был скромно, но опрятно, в сером джемпере поверх черной рубашки из мокрого шелка. Лицо его было красиво. Он обратился к женщине в белом брючном костюме, сидевшей на стуле. Она облокачивалась о белый стол и была погружена в глубокие раздумья.

— Рояль настроен. Теперь играть на нем будет для Вас истиным удовольствием.

Женщина вышла из оцепенения и подняла на него влажные глаза.

— Почему Вы не станете музыкантом?

— Музыканты играют чужую музыку. Хоть и играют виртуозно.

— Так это была Ваша музыка? Тогда почему Вы не станете композитором? Вы так молоды…

— Вас удивляет, почему я настройщик музыкальных инструментов? — молодой человек широко улыбнулся. — Каждый человек хорошо делает только то, к чему у него призвание.

— Так у Вас призвание быть настройщиком?

— Вот Вы кем работаете?

— Журналист, пишу статьи, — теперь уже улыбнулась она.

— Если Вы хорошо пишете, то почему бы не стать драматургом?

Женщина немного помедлила, ее глаза сделали несколько рассеянных движений пока снова не нашли его.

— Наверное, потому что я не умею писать драмы.

— Но Вы умеете писать.

Она уже открыла рот, чтобы возразить, но он не дал ей сказать.

— То, что я играл — это музыка Вашего рояля, не моя. Я лишь нажимал на те клавиши, на которые он сам хотел, чтобы я нажал.

Немного насладившись ее замешательством, молодой человек кивнул головой на прощание и вышел.

Зазвонил телефон. Он отложил в сторону нож, которым только что резал овощи в тарелку, и полез в карман.

— Да.

— Добрый день, Вадим. Помните, Вы настраивали неделю назад белый рояль?

— Конечно, помню. Что-то случилось?

— Нет, с роялем все в порядке. Я бы хотела взять у вас интервью.

— У настройщика роялей?

— Именно у Вас.

— Хорошо, где и когда…

Встретились они в летнем кафе, расположенном в парковой зоне. Был будний день, поэтому людей вокруг было не много. Вадим с любопытством разглядывал ребятишек, весело верещащих и катающихся по траве в обнимку с собакой.

— Дети прекрасны, — прервал он паузу, — Их Души открыты. Когда человек вырастает, он закрывается от мира. Музыка Души начинает искажаться под действием недружелюбного мира, и в какой-то момент он осознает, что ему не нравится то, как он звучит. И тогда он спрашивает себя: «А зачем я живу?». Начинаются метания и искания себя. Многие так и не звучат больше никогда по-настоящему.

— Как Вы поняли свое призвание?

— Я не помню этого. Вряд ли это был какой-то момент внезапного открытия. Я всегда осознавал себя Настройщиком Души.

— Значит, у музыкального инструмента есть Душа?

— Недавно в витрине магазина я увидел скрипку. И мои руки сами потянулись к ней, это Зов и он сильнее всего на свете. Я вошел, снял ее с полки, и она затрепетала в моих ладонях.

— А как на это среагировал продавец?

— Он мой лучший друг. Я часто захожу к нему в его магазин музыкальных инструментов.

— А как трепещет вещь?

— Как женщина, если положить ей руку на талию… провести по бедру… горячими губами не дотрагиваясь до ее шеи выдохнуть, тогда это даже можно увидеть — волну, побежавшую по коже, подымающую мелкий пушок ее бархата. В кончиках пальцев появляется вибрация, она растекается по всему телу. Ты наполняешься волшебным чувством единения… Сначала я долго трогал скрипку, подушечками пальцев прощупывал каждую точку поверхности. Потом стал поглаживать ладонями. Друг рассказывал, что я всегда что-то говорю в такие моменты, что-то безумно ласковое, но сам я не помню, не слышу себя. Я слушаю только ее. Струны надо затрагивать очень аккуратно, пока ищешь ее истинное звучание. Я настроил ее, взял смычок и начал играть. Она захватила все мое существо, как будто я окунулся в Океан Чувств. Сначала это были лиричные всплески, как круги на воде, томные намеки, выворачивающие наизнанку вибрации. Потом подул ветер, вода потемнела и заколыхалась тысячами падающих капель, наступило затишье… недолгое, томительное ожидание с несколькими кричащими нотами, похожими на непонятно откуда взявшиеся кучевые белые облачка посреди черной бездны Неба. Ураган разметал их, раскидал, расплескал… Когда я закончил играть, то увидел, что в самом магазине и на улице стояли люди. Они начали аплодировать. Я положил скрипку на прежнее место и сам начал аплодировать той, что открыла мне свою Красоту.

— Если у инструмента есть… хм… Душа, возможно и характер тоже есть? А были ли такие, кто сопротивлялся или… спорил? — ей показалось, что она сама ослышалась — какую ерунду сейчас сказанула.

Вадим все время разглядывал окружающий мир, его глаза блуждали с официантки на вершины деревьев в багровых лучах d0bdd0b0d181d182d180d0bed0b9d182d0b5-d0bcd0bdd0b5-d0b4d183d188d183утреннего солнца, потом взгляд устремлялся на прохожих, переходил к стаканчику кофе на столе, чуть задержался на полупрозрачной белой рубашке Марины, пробежал по ее фигуре и снова углубился в пространство вокруг. У него были большие серые глаза, утонченные черты лица, какие бывают у людей чувствительных и талантливых. Когда он смотрел прямо в глаза, то создавалось жуткое ощущение, что он видит насквозь все мысли, все знает… Как будто тебе заглядывает в Душу сама Вселенная. По видимому, Вадим привык к смущению тех, на кого он обращает взор, поэтому старался не вглядываться и быстро уводил глаза в сторону.

— Однажды я попытался настроить гитару своего знакомого — казалось бы обычный инструмент, шесть струн. Что может быть проще? Я взял ее в руки и услышал ответное негодование. Звук исходил дребезжащий, нервный, истеричный. Я сумел выровнять тональность, уменьшил расстояние от грифа до струны для уменьшения нагрузки на пальцы, даже поменял струны. Но звук все равно не выходил. Вернее он был… негармоничен. Было сопротивление. Я отложил гитару и не стал настраивать. Всегда сложно работать с тем, кто не идет на ответный диалог.

— А можно предположить…эммм..что руки-крюки?

— Человеку свойственно винить всех вокруг, в особенности Создателя — за что такие страдания, почему мир несовершенен? Я же смотрю на Небо, Звезды, подставляю лицо теплому Солнцу, беру зеленый листик, растирая в ладошке, и вдыхаю его наисвежайший аромат и понимаю, что Творец совершенен, как и подобия Его, выкрикивающие проклятья. А я не Всевышний, я всего лишь настройщик.

Вадим снова заглянул ей в глаза, на этот раз смотрел долго, не отводя. Марина смутилась, кончики ушей зарделись, она сделала вид, что поправляет застежку на босоножке. Когда она снова подняла на него глаза, Вадим смотрел уже на официантку, широко улыбаясь. Та, видимо решив, что будут делать заказ, стала подходить. Поравнявшись с их столиком, она спросила:

— Что-нибудь закажете?

— Мне у Вас очень понравилось, я обязательно буду приходить к Вам, — сказал Вадим, — у Вас такие очаровательные ямочки на щечках, когда Вы улыбаетесь. Официантка немного растерялась, заулыбалась, появились жеманные движения.

— Конечно приходите.

Вадим поднялся, взял ее руку и поцеловал. Девушка растерянно хлопала глазами то на Вадима, то на Марину.

— А у Вас мороженое здесь подают?

— Конечно! Вам с чем?

— А какие есть?

— С шоколадом, с фруктовым сиропом, с мармеладом…

— Я доверяю Вашему выбору. Что принесете, то и буду есть, — очаровательно улыбнулся он окончательно растаявшей девушке. Вадим вернулся на свое место. Теперь Марина попыталась заглянуть в его глаза. Что это было сейчас? Он флиртовал с официанткой??!

— Вы негодуете? — он был невозмутим.

— С чего бы мне негодовать?

— Потому что я говорю комплименты не Вам, а другой женщине.

— Да говорите, кому хотите!

— Хорошо, — его взгляд снова ушел бродить.

Марину одолела досада. Какая-то странная ситуация получается, вроде это она у него должна брать интервью, задавать вопросы, вести разговор… Он странным образом перехватил инициативу, при чем возразить под его взглядом не то чтобы и нечего было, но даже не хотелось. Почему же ее так трогает все, что он говорит? Так, стоп! Это она его пригласила. И что же она видит? Он описывает какие-то мистические переживания, при этом откровенно флиртует с официанткой и с ней самой?! Эта мысль вместо ожидаемого гнева вызвала лишь приступ необъяснимого смеха. Девушка-официантка принесла ему мороженое и одарила его лучезарной улыбкой.

— Осторожно дотронуться до Души человека, увидеть сияние глаз и услышать звонкий смех — что может быть прекраснее этого? — он опять смотрел на Марину. — Вот Вы уже смеетесь.

— Как мороженое? — попыталась как-то отвлечь его от себя Марина. Он кивнул, по его мимике можно было судить, что вкусно.

— А Вы пробовали записывать музыку, которую играете в те моменты?

— Эти моменты спонтанны. Их нельзя подготовить заранее.

— Ну почему же. Вот Вы пришли ко мне настраивать рояль. Я бы могла подготовить все… если бы знала.

— Эту музыку непременно назовут моей. А это не так.

— Извините, но эта музыка и так Ваша. Сложно, знаете ли, поверить, что Вы разговариваете с … Марина не успела договорить, потому что Вадим резко встал. Теперь в его лице не было прежнего очарования. Скорее была спокойная и холодная невозмутимость.

— Вы ничего не поняли. Как я могу Вашу улыбку, песнь Вашей Души назвать своей? Я дотронулся до Ваших струн, увидел Ваше смущение, такое милое и обаятельное, насладился Вашими изящными жестами: то, как вы поправляете волосы, опуская глаза, слабое подрагивание ресниц, легкий румянец гуляет от кончиков ушей, разливаясь по шее и ниже… ваше божественное тело под этой блузкой — все это достойно кисти величайших художников! Разве может быть все это МОИМ?

Он хотел что-то еще сказать, но потом запнулся от внезапно осенившей его мысли. Пауза длилась несколько секунд. Но это было равносильно целой Вечности! Вадим положил купюры на стол, развернулся и пошел прочь.

Лишь сумасшедшее биение сердца отдавало болью в сознании Марины. Она поняла, что такое ЛЮБОВЬ.

автор Лара Аури (Auri)

авторский сайт