1 мая – праздник весны и труда!

Международная история праздника насчитывает более 100 лет.  Эта «красная дата» связана с событиями, которые произошли в Чикаго в 1886 году. Тогда рабочие объявили забастовку и потребовали перехода с 15-ти часового рабочего дня на 8-ми часовой.

1 мая – для кого-то это праздник Весны, возможность отдохнуть, выехать на природу или же заняться, наконец, весенне-полевыми работами на своих шести сотках. Люди старшего поколения помнят эту дату как одну из традиций советской эпохи – День международной солидарности трудящихся. Между тем эта дата связана со многими поверьями, легендами и символами, дошедшими до нас из древности.

Месяц май – пятый месяц в году, имеет 31 день, а назван так древними римлянами в честь богини Майи. У римлян италийская богиня Майя являлась покровительницей плодоносной земли. В первый день месяца, названного в честь богини, ей приносились жертвы; богиня Майя считалась супругой верховного бога Юпитера (Зевса) и матерью Меркурия (Гермеса). К началу мая приурочен древний праздник возрождающейся природы – наступление весны.

В Средние века в Европе, согласно легендам, канун 1 мая именовался Вальпургиевой ночью и считался грандиозным празднеством ведьм и колдунов. Вальпургиева ночь – названа так по имени Святой Вальпургии – время, когда, по германским народным поверьям, ведьмы собираются на великий шабаш на горе Броккен. Каждая ведьма, по поверьям, прилетала на шабаш на метле, на вилах или на кочерге. Эти предметы являлись своего рода непременными атрибутами или символами ведьмы. На этом сборище проводились определенные обряды, где ведьмы, колдуны и прочая нечисть пытались помешать благополучному наступлению весны, насылали порчу на людей, домашний скот и т.п. Ведьмы варили магическое зелье, ибо считалось, что травы в Вальпургиеву ночь обретали чудесную силу.

Такие понятия, как шабаш или колдовство, относятся скорее к эпосу действительно международному, так как легенды о колдунах и ведьмах существуют практически во всех странах, к тому же с самых древних времен и по сей день. Более того, в Европе, в 1487−89 гг. монахи-инквизиторы Яков Шпренгер и Генрих Инститорис опубликовали свое сочинение под названием «Молот ведьм», где обосновывали необходимость жесточайших преследований ведьм; данное сочинение на два столетия вперед сделалось основным руководством для светских судов и церковных трибуналов, занимавшихся делами о ведовстве. (Текст перевода этого руководства впервые был опубликован на русском языке в 1930-м году.)

Главная причина борьбы с ведьмами такова: по сути своей и слет ведьм на шабаше, и каждая отдельно взятая ведьма представляли собой своего рода «антицерковь» со своим культом. Получился своего рода «противовес» официальной церкви, поскольку каждая женщина, которую обвиняли в ведовстве, являлась на самом деле основной носительницей народных традиций культуры. А как показывает история, у любой официальной церкви во все времена был соблазн разрушить, или подчинить себе традиционную культуру. Нельзя отрицать тот исторический факт, что и в Европе, и на Руси такая новая религия, как христианство, поначалу оказалась совершенно чуждой для старых народных традиций и верований, корни которых были чрезвычайно глубоки.

Что касается другой «религии» – постулатов и догм советской эпохи, то и здесь существовали свои символы, праздники, образы вождей и свои «гонения на ведьм». Первое мая – праздник международной солидарности пролетариата, как он назывался вначале. Резолюция о праздновании 1 Мая была принята Первым конгрессом 2 Интернационала, собравшимся в Париже в день столетия Французской революции 14 июля 1889 года. Установление праздника 1 Мая имело целью объединить пролетариат всего мира в действии и борьбе, в частности, за 8-часовой рабочий день. Конечно же, буржуазные правительства всех стран отдавали себе отчет в том, что 1 Мая – первый натиск социалистической партии, которая стремится уничтожить частный капитал и порвать с системой наемного труда. И эти самые буржуазные правительства Англии, Италии, Испании, Франции, Австрии приняли ответные меры: повсеместно были запрещены и разгонялись первомайские уличные демонстрации, проводились аресты социалистов. В Голландии, Швеции, Норвегии – всюду те же явления, которые тоже напоминали «охоту на ведьм».

В России 1 Мая было впервые отмечено Варшавской забастовкой в 1890 году, а в 1891 в Петербурге была организована первая маевка, на которой с речами выступили четверо рабочих. Кстати о маевках – вот как «оригинально» расшифровал это название Валентин Катаев в конце своей повести «Белеет парус одинокий»:

«…Петя с достоинством кивнул головой. Затем он, как бы невзначай, подошел к Моте. Унизительно краснея от того, что приходится обращаться с вопросом к девчонке, он быстро шепнул:

— Слышь, Мотька, что такое маевка?

Мотя сделала строгое, даже несколько постное лицо и ответила:

Рабочая пасха!»

С течением времени «первомайское» движение получило свое развитие. Главные лозунги – повышение зарплаты, сокращение рабочего дня, отмена штрафов на производстве; позднее были выдвинуты политические требования: свобода стачек, союзов, собраний, свобода слова, печати. С 1905 года 1 Мая проходит уже под лозунгом вооруженной борьбы.

После октября 1917 в стране Советов 1 Мая принято отмечать торжественно – проводятся праздничные демонстрации, заседания и т.д. С 1920 года вводится мода на «коммунистические субботники» по всей стране. В 1922 году демонстрируются первые успехи на хозяйственном фронте, а в 1923 – готовность следовать за компартией, отпраздновавшей свое 25-летие.

И по сей день многие люди старшего поколения отмечают 1 Мая именно как праздник трудящихся. Однако вряд ли те, кто подвергся, в свою очередь, в годы репрессий сталинскому «гонению на ведьм» и чудом выжил, радостно отмечают этот день.

Символами 1 Мая, как многие помнят, всегда были красные флаги, транспаранты, громкая музыка, цветы, алые банты на груди и прямая трансляция по телевидению с Красной площади. На фоне яркой весенней зелени действительно все смотрелось очень эффектно, а главное – поднимало людям настроение! Пожалуй, этот день был хорош для всех: и для партийных, и для беспартийных, и для взрослых, и для детей, – но отнюдь не в знак солидарности с «пролетариями» всего мира. А потому что настоящая Весна пришла!

К. Ю. Гончаров

отсюда

Ревность

Эпиграф.
Это правда. Но у Вас всегда есть право не верить. Именно им Вы и воспользуетесь.

— Как ты могла?!
— Я люблю тебя…
— Ты любишь Его, а не меня!!!
— Но ведь это был ты…
— Но ты ТОГДА этого не знала! И не могла знать.
— Сердце не знает, оно чувствует…
— Это мог быть кто угодно, не я, и ты бы отдалась ему!
— Невозможно, ведь я ТЕБЯ люблю.
Его ревность боролась с разумом. В конце концов он хотел проверить верность жены, а что получил? Абсолютно непонятную ситуацию. Да, она ответила на его ухаживания, он смог поцелуем возбудить ее — ах, эти чувственные губки всегда набухали и чуть подрагивали от желания, дыхание учащалось и этот румянец на щечках выдавал ее страсть. Но он никогда не видел, чтобы она так реагировала на кого-то другого. Если она права, и только он способен пробудить ее, то все вполне обосновано. А значит он недоверчивый кретин должен сейчас же упасть ей в ноги и облобызать их… Но она была с другим! Вернее с ним — другим! Он пнул стул, тот отлетел к столу, ножка одна чуть покосилась. Живучая мебель… Он подошел, взялся за спинку и со всего размаха размазал его об пол, щепки с треском разлетелись в разные стороны. Она вздрогнула. Хорошо, он не учел такую возможность. Она действительно могла узнать его по запаху, по характеру прикосновений, да он сам бы ее узнал с завязанными глазами. Почему она не дала ему понять, что узнала? Может ее узнавание было неосознанным? И у него опять нет никаких гарантий, что она не «узнает» его в ком-то там еще! Его жена красивая женщина, на нее всегда обращают внимание другие мужчины, любой из них может оказаться лучше его. И в тот момент вряд ли она думала о нем. Скорее всего она просто не могла противостоять его ласкам. Руки его непроизвольно потянулись к ее шее. Вот так положить их ладонями на ее нежную пульсирующую кожу и сдавить… Кулаком выбил штукатурку из стены. На свежеободранных костяшках стали набухать частички крови, гипнотически наливаясь до округлых крупных густых капель. Он никогда не сделает ей больно, никогда! Лучше разбить в мясо эти руки. Стремительно вышел в подъезд, хлопнув дверью, сбежал по лестнице вниз и, глубоко вдохнув в себя холодную вечернюю свежесть, пошел быстрым шагом вперед.

Оставшаяся одна женщина медленно поднялась со стула, теплый шерстяной платок соскользнул с колен и упал на пол. Перешагнув, она направилась к огромному зеркалу в коридоре. Рукой провела по шее, изящными тонкими пальцами подцепила платье и скинула с плеча. На спине в районе лопатки пульсирующе проявился розовый бугристый шрам. Крылья она потеряла, когда влюбилась в человека… Длинные ресницы дрогнули, по щеке прочертилась прозрачная дорожка и оборвалась, разбрызгав капли на свежем рубце у основания ладони. Влажные серые глаза чуть удивленно осматривали отражение. В тот раз он приревновал ее к своему другу. Другой рукой она убрала платье со второго плеча, мягкий шелк стек к ее ногам. В районе сердца просматривалась небольшая треугольная рана. Этот удар он ей нанес, сказав «Ты сама виновата, что он к тебе прицепился». В чем ее вина? В том, что она красивая женщина?… Она встала в полоборота к зеркалу, и подняла руку. Эти удары плетью по ребрам она получила от него за то, что не ответила на телефонный звонок. Ей так захотелось зайти в церковь, а он начал настойчиво звонить, она выключила телефон всего на пять минут и перезвонила ему уже на улице. Каждое слово его кромсало Душу, раздирало плоть, забирало жизнь. Утирая окровавленные губы добежала она тогда до лавочки и упала в изнеможении, выбросив телефон в кусты. Почему Любовь для нее — это боль? Адская боль! Что она здесь делает? Она — Прекраснейшее Небесное Создание! Наисвежайшие лиловые круги вокруг шеи опутывали ее словно змея, стягивая и удушая…

Спустя час он вернулся, тихо открыл дверь, разделся и прошел на цыпочках в спальню. Жена спала сном ангела, уткнувшись в подушку, чуть покрасневшие глаза говорили о выплаканности горя. Он наклонился и нежно поцеловал в белую шею, провел рукой по ее стану. Она чуть всхлипнула так и не просыпаясь. Он лег рядом, обняв ее и крепко прижав к себе. Самое большое и невероятное Чудо его жизни — это встреча с ней. Огромной и жгучей завистью завидовал он себе, вдыхая аромат ее волос…

автор Лара Аури (Auri)
авторский сайт

Инцидент

— А вот в этом вы не правы, отец Марк! – возмутился отец-претор, -Сейчас, когда у нас все козыри на руках, мы можем возродить былую нравственность и вернуть детей божиих в лоно нашей церкви!
— Но согласитесь, отец Феофан, — исповедник вскипел и осенил себя крестным знамением против бесовского искушения гнева, — Дети восемьдесят лет находились под присмотром. Учились. Выростали. Венчались. Приносили уже своих детей креститься к нам, потому как трудно искоренить веру в сердцах людей! Но неужели мы, отцы церкви, сделаем то, что не удалось совершить безбожному правительству? Не надо. Оставим школу детям!
— Мы и оставим! – отец Феофан улыбнулся располагающе, — Детей мы будем учить сами в законе Божием. И Божием словом укрощая зверя в человеческой душе. Но нам принадлежит храм. Даже не нам, — это Дом Божий. И Бог должен жить там! Бог, а не развращенные святотатцы!

Собственно, истории и не было бы никакой, если бы 80 лет назад, новое правительство, искушаемое Диаволом, не реквизировало у Святой Церкви ее имущество. Тогда служители храмов были изгнаны, а здания, добротные, ухоженные, заботливо украшенные здания костела и монастырской пристройки отошли государству. Государство вложилось в образование. Костел был переоборудован под библиотеку, а монастырские покои – под школу-интернат. В бывшей трапезной организовали актовый зал, в молельнях классы. То ли детям нравилось учиться, то ли наставники были хороши и любили свое дело, но за время от реорганизации школа стала известнейшей не только в стране, но и за рубежом. Сюда привозили учиться отпрысков богатых иностранных семей, благо, не надо было тратиться за жилье – школа содержала себя сама. За восемьдесят лет она окрепла, ветшавшее здание несколько раз подвергли капитальному ремонту – школа брала некоторую сумму за обучение, деньги у нее водились, и здание бывшего монастыря и костел радовали глаз хорошей облицовкой и уютными помещениями. Здание было старинное, памятник архитектуры, на его содержание доплачивала и мэрия, одним словом, педагоги не бедствовали, дети получали самые современные знания, более того, эту школу закончить было престижно, и на ее гербе было изображено это самое здание, когда-то принадлежавшее церкви.
Церковь же за это время, отделенная от государства, бедствовала на пожертвования граждан города, сохранивших веру даже в это смутное время. Но святые отцы не сдавались, и, скрываясь от безбожных властей, продолжали воспитывать в людях нормы нравственности и внутреннего совершенствования. Конечно, за 80 лет иных уж и не стало, но они выпестовали себе приемников, как раз из достойнейших детей, закончивших эту самую престижную школу. Здание костела как будто покровительствовало обучению.
Но власть опять сменилась. Церкви стало позволено вмешиваться в государственную политику. И вышел закон о возвращении церкви ее имущество, когда-то в давние времена отобранного безбожниками. И вот тогда-то отец Марк, который получил официальные бумаги на церковную территорию, и задумался о том, что это небывалый случай, когда церковь именем Божиим прогоняет детей. Тех самых детей, о душах которых заботились святые отцы!

— Мы это так не оставим! – ледяные нотки звучали в голосе профессора Зельцера, преподавателя геометрии и астрономии, — Вот так взять и вернуть школьное здание! А как же деньги? За обучение иногородних и иностранных студентов? Тоже отдать? Ведь им негде будет жить, они не останутся в городе!
— Да, — это возмутительно, — директриса, мадам Мальская, метала громы и молнии, — Конечно, просто так лишиться знаменитой школы они не могут! Но выделяемое здание мало, и там, конечно, нет интернатских комнат!
— Не забывайте и о бренде, торговой марке, — проблеял историк, профессор Архангельский, — Школа без герба школы.. Да нас куры на смех поднимут!
— Мы сами вырастили змею у себя на груди! А судьи кто?! – вскричала экспансивная директриса, — Они сами заканчивали нашу школу, что чиновники, что священники! А теперь, нас, своих учителей.. на улицу?!
— Ну об улице говорить рано, — миролюбиво сказал представитель мэрии, — Вам же предоставляется здание. Никто не потеряет рабочих мест.

Да, здание было одно. И на него точили зубы церковники. Сейчас там резвились дети. Закон суров, но это закон, здание и костел уже юридически принадлежало церкви. Город разделился на два клана: люди старшего поколения, которые стояли на стороне церкви и радовались, что теперь можно будет ходить по воскресеньям на службы, слушать органную музыку и чувствовать умиротворенность и единение с божиим домом. И люди, у которых были дети. Среднее поколение, которое больше волновал престиж, чем нравственная сторона вопроса.
Да, жизнь в последнее время была сложной. Экономика была развалена, кризис следовал за кризисом, и коэффициент суицидов на душу населения неуклонно пополз вверх. Молодые люди боялись ответственности, не хотели заводить семьи, мало оставалось ценного, святого в душах. Отцы церкви не могли себе представить ситуации, что они сами выгоняют детей и педагогов из своего здания. Они хотели, чтоб люди, осознав значимость нравственного воспитания и духовных ценностей, сами приняли бы решение оставить церковь священникам. Но педагоги были атеистами. И их жизнь тоже была не сахар. Они собирались бороться, собирали подписи горожан в свою защиту. Мэрия предоставляла школе здание, но оно было небольшим, и, как верно заметил профессор Архангельский, школа с уходом из прежней своей обители, утрачивала часть престижа.
Но церковь теперь была государственной. И тоже не хотела уходить в какое-то здание. Когда есть вот оно, построенное еще в те светлые духовные времена, на деньги прихожан, на добровольные пожертвования, по католическим канонам, и оно принадлежало церкви.
Представители школы и церкви сцепились между собой в здании мэрии. Церковники просили судебных приставов выдворить детей и педагогов с личным имуществом в маленькое здание, предоставленное мэрией. Педагоги кричали, что если они это сделают, какая слава пойдет о наших духовных наставниках, что город утратит престиж, богатые граждане отправят своих детей учится в другие города, а в нашем воцарится мракобесие и застой. Не будет целостного педагодического коллектива, они тоже уедут туда. Где их, и их знания будут уважать. Мэрия была в ужасе. Нельзя было отказать ни единой из сторон. Городу нужна была церковь. И городу нужна была школа.
То, что церковь великолепно справляется с нравственным воспитанием горожан, было доказано. Тот же отец Марк, имея светское медицинское образование, помогал страждущим, и ранее работал в службе психологической помощи, многие отказались от наркозависимости с его помощью. Отец Афанасий поддерживал сиротский дом, направляя пожертвования своих прихожан на нужды брошенных детей. Возможно, детей бы не бросали, если бы в городе была официальная церковь, куда бы можно было ходить молиться, венчаться, креститься.
Но и педагоги прекрасно справлялись со своим делом. Научные проекты учащихся брали гранты, дети, окончившие школу, поступали в престижнейшие вузы страны, да что там говорить, и отец Марк и все представители мэрии закончили именно эту школу. Школа была ценна.

— Подождите, святой отец, — тихо сказал историк, — За восемьдесят лет ведь где-то велись службы, раз церковь не утратила своего могущества в опале? Но не думаю, что у нас сейчас есть столь много монашествующих, чтобы освоить здание школы.
— За монахами дело не станет, — ответил отец Марк, — Но вы правы. Нам понадобится помощь всех прихожан и ваша в том числе, чтоб возвести церковь в прежнее достославное ее состояние.
— Значит, переоборудовать спортивные площадки, вести ремонты?
— И это тоже, — склонил голову отец Марк, — Да поможет нам Бог!
— Да уж, — протянула сквозь зубы язвительная директриса, — Мэрия нам вряд ли поможет! Остается только уповать на Всевышнего!
— Но вы же должны понимать, что выгонять детей из школы сейчас богопротивно? Господь отвернется от нас.

Святые отцы промолчали.
— Я вижу пока единственное решение, — сказал профессор Зельцер, — Мы должны очистить здание библиотеки. Пусть в городе возобновятся воскресные службы. Но здание монастыря останется за школой.
— Это невозможно! – сказал отец-настоятель.
— Это необходимо, — с нажимом сказал математик, — Дети должны учиться. Вы должны воспитывать их в законе Божием. Вы не можете пойти против закона.
— Вы тоже не можете пойти против закона! Государство вернуло церковное имущество церкви.
— Здание принадлежит вам, — профессор Зельцер поклонился, — но по законам нравственности вы не можете выгнать детей. Дайте нам время. Мы не пойдем в маленькое здание, это вопрос престижа и чести школы. И вы обязаны нам помочь.
— Как?
— Влияйте на прихожан. Среди них есть люди богатые и влиятельные. Вы же когда-то, двести лет назад, собрали деньги на эту церковь. И построили храм. Теперь вам надо помочь нам собрать деньги на школу. Сколько лет это займет, зависит от рвения святых отцов и поддержки мэрии. Вы отвечаете за духовное развитие, мы – за интеллектуальное. Со своей стороны мы поднимем плату за обучение и расширим перечень оказываемых образовательских услуг. Но должен быть еще набор для одаренных детей из бедных семей, вы должны это понимать. Вы строите школу. Школа обеспечивает текущий ремонт всех зданий, и монастыря, где живут и учатся сейчас наши дети и костела, где будут проходить службы. Вы же, святые отцы, все местные, вам нет необходимости жить при церкви. Официально – земля и оба здания принадлежит вам. Но монастырь вам будет сложно освоить, шесть церковников в огромном здании, это же нонсенс, когда дети будут ютится в крохотной двухэтажке. Поэтому дети останутся в школе. Пока мы совместыми усилиями не выстроим новое добротное здание, и я первый отдам вам ключи от монастыря.
— А как же герб? Как же наша школа? – возмутился историк, — Пусть они строят здание для себя!
— Школа – это не здание. А что до герба, кому какое дело, что на нем изображено? Школа славна достижениями, преподавательским составом и выпускниками. Церковь – тоже не здание. Но здание школы принадлежит церкви. Это закон. Другого выхода я не вижу.
— Да поможет нам Бог!

автор Шахразада